— Вот видите, Степан Сергеевич, — сказал судья. — Я же помню, вегетарианство им уже вменялось. А вы опять вменяете, по второму разу. Это нехорошо. Суд должен быть объективным.
— А я ничего и не вменяю, — нашелся прокурор. — Я просто сказал. Чтобы напомнить.
Это был явный промах. Ответом на него был всеобщий дружный смех. Смеялись все поголовно: и Достигшие, и недостигшие, и верующие, и неверующие. Даже верующие других религиозных организаций, которые даже больше неверующих претерпели от Корпорации Истины, — и те весело смеялись. Не смеялся один Чемодаса, как по причине неосведомленности в предмете смеха, так и в силу своего особого положения. Судья, который, надо отметить, засмеялся первым, продолжал смеяться все время пока смеялись все, и даже когда все уже отсмеялись, все еще досмеивался, так, со смехом, и сказал:
— Степан Сергеевич! Ну, вы нас и насмешили! Спасибо! У нас, кажется, никто провалами в памяти не страдает. Если вы ничего не вменяете, так зачем мы здесь сидим и вас слушаем? Давайте лучше разойдемся. У нас ведь дел невпроворот. Надо на новом месте как-то обустраиваться, развивать производство. А мы все бросили, собрались здесь в полном составе, в надежде, что вы, как прокурор, предъявите что-нибудь свеженькое, тем более, что сами же всех заинтриговали, а вы, оказывается, решили устроить вечер воспоминаний…
15. — Ну, знаете, Федор Соломонович! — прокурор хотел сказать, по-видимому, что-то убийственное, но почему-то не смог ничего вымолвить. Он застыл в какой-то неестественной позе, широко расставив ноги и разведя руки, и только беззвучно открывал рот. Внезапно лицо его побагровело, глаза выкатились из орбит, и он, словно в беспамятстве, начал судорожно рвать повязку со своей шеи.
— Степан Сергеич! Чех! Что с тобой? — испуганно вкрикнула Маргарита Илларионовна.
Прокурор закатил глаза повалился на пол.
— Врача! Срочно! — крикнул судья.
Тут же к прокурору подбежали врач и медсестра. Его уложили на составленные вместе стулья, начали измерять пульс. Судья был вынужден объявить перерыв, поскольку публика все равно уже покинула свои места и толпилась вокруг прокурора.
Врач и медсестра, оба молодые и, по-видимому, неопытные,[119] были в полной растерянности и не знали, что предпринять. Но через минуту Чехлов вдруг сам собой поправился. Лицо его приняло нормальный цвет. Он пришел в себя, поднялся и с удивлением смотрел на окружившую его толпу.
— Ну, как ты, Чех? — заботливо спросила Подкладкина.
— Кажется, в порядке. Можно продолжать, — слабым голосом сказал прокурор. — Но, знаешь, было такое странное ощущение, даже не знаю, как описать… Как будто кровь бросилась в голову. Даже в ушах застучало. Со мной такого еще никогда не бывало.
Врач с медсестрой переглянулись.[120]
— Степан Сергеевич, вы не обращались к доктору Справкину? — осторожно поинтересовался врач.
— Зачем это?! — засмеялся прокурор. — Я что, похож на ненормального?
Он уже окончательно пришел в себя и заговорил своим раскатистым басом:
— Федор Соломоныч! Зря вы народ распустили, разве я вас об этом просил? Вот всегда вы так — не посоветуетесь… Скажите, пускай садятся, я сейчас продолжу… Теперь вот жди, пока все рассядутся… Говорите, дел невпроворот, а сами время не бережете.
Врач, видя, что он уже лишний, все еще медлил уходить.
— Степан Сергеевич! — нерешительно обратился он опять к прокурору. — Вы бы все-таки зашли как-нибудь к Илье Ефимовичу, как освободитесь. Просто так, на всякий случай. Мало ли что. Ведь он не только с психотиками работает… У вас такие нервные перегрузки… И… сами же говорите, необычные ощущения…
— Да ладно, оставьте! — поморщился прокурор. — Спасибо, что помогли, но мне сейчас работать надо.
16. Наконец все расселись, и прокурор сказал.
— Я полностью принимаю высказанную здесь критику и снимаю обвинение в вегетарианстве. Но все остальное остается в силе. Поэтому, c позволения суда, я продолжу чтение обвинительной речи.
Судья кивнул, и прокурор возобновил чтение.
— Итак, я остановился на том, какие условия созданы в Корпорации Истины для проживания верующих и саман. Как уже было сказано, в организации проводятся многодневные семинары, в том числе ночные и круглосуточные, сон в среднем составляет четыре часа в сутки, а это, как вы сами понимаете, не соответствует медицинским нормам. Резко ограничено питание… Так, это пропускаю… Вот… «Проводятся многочасовые молитвы. Методом заучивания молитв является их повторение до сотен тысяч раз. Практикуется многочасовая фиксация тела в неудобной позе, задержка дыхания, нахождение в замкнутом помещении без доступа света и воздуха и другие подобные упражнения, чем причиняется вред психическому и физическому здоровью членов названой организации. Члены организации сначала искусно вовлекаются, а затем насильственно удерживаются в ней, вместе в находящимися в их владении вещами. Тем самым существенно ограничивается возможность для всех остальных граждан, не являющихся членами названной организации, реализовать свое право востребования…».
— Так пускай вступают к нам и реализуют себе на здоровье! — выкрикнул из зала какой-то приверженец Истины.
— Вы слышали? — сказал прокурор. — Именно такова их логика. Священное право востребования, неотъемлемое право каждого человека, принадлежащее ему от рождения, одно из основных конституционных прав, которые, согласно Части третьей статьи пятьдесят шестой Конституции, не подлежат ограничению даже в условиях чрезвычайного положения, руководство Корпорации Истины самовольно, в нарушение Основного Закона, обусловило членством в своей организации. В свою очередь, обязательным условием членства в Корпорации Истины являются пожертвования денег и материальных ценностей. Таким образом, руководство Корпорации Истины, в нарушение статьи 57 Конституции, фактически ввело сбор за реализацию гражданами права востребования, гарантированного им Конституцией.[121] Как видим, эта антиконституционная организация фактически обложила данью все Чемоданы, а не только своих приверженцев, как может показаться на первый взгляд.
— Логично! — похвалил судья, а публика наградила прокурора дружными аплодисментами.
— Это не говоря уж о том, что вышеуказанные пожертвования, которые носят постоянный и фактически принудительный характер, наносят значительный материальный ущерб семьям верующих, — продолжал вдохновленный успехом прокурор. — У меня вот тут целая пачка исковых заявлений, как от общественных организаций, так и от отдельных граждан, включая даже одного жителя Поверхности. Видите, как «оперативно» работают: не успели выйти наружу, как уже и тут о себе заявили! Короче говоря, чтобы не утомлять вас зачитыванием всех этих заявлений, которые по содержанию примерно совпадают, а чтобы их все прочесть, никакого времени не хватит, я только скажу, что, если суд постановит удовлетворить все эти гражданские иски и обяжет Корпорацию Истины полностью возместить ущерб, причиненный потерпевшим, то уважаемому Учителю Сатьяваде придется выложить ни много ни мало двадцать миллиардов! Хотя, думаю, он от этого не обеднеет.
Публика возбужденно зашумела.
— Что ж ты, Чех? — тихонько сказал прокурору судья, — мне запретил вовлекать, а сам вовлекаешь.
— Это — совсем другое, — ответил прокурор. — Вы, Федор Соломоныч, просто балуетесь и беспорядок устраиваете, а я применяю судебное красноречие. Вы же сами нас учили, разве не помните?
— Не помню, — простосердечно признался судья. — Я ведь давно уж не преподаю. Скоро и судейство оставлю.
— Ну, этого мы не допустим! — осклабился Чехлов. — Мы вас избирали, всенародно и единогласно, надо будет — и еще изберем.
119
Надо заметить, что врачи—терапевты в Чемоданах всегда отличаются неопытностью. К тому же их, как правило, очень мало, поскольку надобность в них возникает редко, готовят же их просто так, на всякий случай. Гораздо более опытными и лучше подготовленными являются хирурги, которые и составляют основной контингент медицинского персонала. Наивысшей же профессиональной квалификацией обладают психотерапевты. Но они крайне немногочисленны и исчисляются буквально единицами. —
120
Кровеносная система чемоданных жителей устроена так, что кровь ни при каких обстоятельствах не может попасть в голову, и уж тем более — в какие-то части логоса. Поэтому выражения «кровь бросилась в голову» и «застучалов ушах» в Чемоданах совершенно лишены реального смысла. Это — примерно то же, что сказать: «кровь бросилась в шляпу (в ботинки, в портфель и т. п.)» или «у меня в каблуках застучало».
121
Согласно Части третьей статьи 57 Конституции, любые налоги и сборы в Чеморданах запрещены. Законы, устанавливающие налоги или сборы, силы не имеют. —