Свидетель опустил руку с бумажкой и отер пот со лба.
— Это все, что вы можете сказать суду? — спросил судья.
— Все.
— Тогда спасибо. Объявляется перерыв, до завтра… Клаша, что там у нас с Чемодасовым? Так никто за него и не поручился?
— Я за него ручаюсь, — сказал Коллекционер.
— Вот, Дмитрий Васильевич за него ручается, — сказала Маргарита Илларионовна.
— Ну, и слава богу. Тогда оформите все как положено, и пусть он идет отдыхать. Шутка ли — который день на ногах! Пойдите прилягте, гражданин Чемодасов, в ногах правды нет.
— А завтра приходить? — спросил Чемодаса.
— Завтра? Дайте подумать… Нет, можете не приходить. Когда будет надо, мы вас пригласим.
Книга XX. БЫТИЕ И СОЗНАНИЕ
1. Как уже было где-то сказано,[123] до потопа в Чемоданах не существовало религии в нашем понимании, хотя Писание было всегда. Одно время, пока не появились печатные станки и не было другой литературы, по вещным книгам[124] не только учились читать и писать, но и изучали внешнюю историю и географию. Оттуда же заимствовали образцы красноречия, правила нравственности и поучительные примеры на все случаи жизни.
Понятно, что когда Моисей составлял Пятикнижие, чемоданных жителей еще и в помине не было, а последующие пророки больше не возвращались к вопросам творения, поскольку у людей появились более насущные нужды. Вот почему в Библии нет ни слова о чемоданных жителях.[125]
Поэтому Писание естественно дополнялось Преданием, которое состояло в следующем: когда на земле появились чемоданы, то поначалу некому было их возделывать и хранить, и тогда Господь создал чемоданных жителей и поместил их в чемоданы, чтобы они возделывали их и хранили их. При этом им было сказано: «Всякий чемодан можете использовать как пожелаете, только последний чемодан не трогайте».
Вот почему в Чемоданах до определенного времени и не было религии в нашем понимании.[126]
Пищей же чемоданным жителям испокон веков служил чемоданный клей, имеющий, как известно, животное происхождение.[127]
2. Но после потопа[128] в Чемоданах зародилась флора.
Долгое время ученые бились над тем, чтобы найти для нее хоть какое-то применение, пока наконец кому-то (и, кажется, далеко не из ученой среды) не пришло в голову попробовать употребить ее в пищу.
Идея встретила широкую поддержку, но когда начались массовые дегустации, то, как и следовало ожидать, кому-то растительная пища сразу понравилась, и даже очень, а кому-то — не очень, и даже совсем не понравилась.
После того, как каждый попробовал хотя бы по разу, все, кому новая пища пришлась по вкусу, сплотились и начали приступать к остальным, уговаривая их попробовать еще раз.
— Да вы просто не распробовали! — уверяли они. — Попробуйте еще раз, и вот увидите, нам уже больше на придется вас убеждать! Вы сами убедитесь, что это гораздо лучше, чем все, что мы ели до сих пор.
Те истолковали их слова как обещание оставить их в покое после того, как они еще раз попробуют, и, собравшись вместе, решили между собой:
— Ну ладно, так и быть. Что нам стоит? Давайте уж попробуем, что ли. Лишь бы только они от нас отстали.
Попробовали — и плюнули.
Это и послужило началом распри. Любители зелени провозгласили себя друзьями природы, а своих противников — ее заклятыми врагами. Они стали проводить многолюдные собрания, митинги и пикеты, выпускать листовки, брошюры и стенные плакаты под броскими заголовками: «Зеленая аптека», «Кладовая витаминов», «Чудо долголетия», «Соль жизни», «Исцели себя сам» и т. д. и т. п. Но вскоре этого им показалось мало, от слов они перешли к делу и начали насильственным образом везде и всюду насаждать растения, в том числе и в самых неподходящих для этого местах, поставив перед собой цель превратить Чемоданы в сплошную зеленую зону.
Их противники, отличавшиеся более консервативным, но зато и более основательным складом ума, спохватились не сразу, но в конце концов и среди них нашлись лидеры. Для начала они выпустили коллективную научную монографию, в которой обстоятельно доказывалось, что животная пища содержит все необходимые чемоданному жителя витамины и микроэлементы в надлежащем количестве, что растения — это зеленая зараза и кладовая вирусов и бактерий, чудом же следует считать скорее то, что их защитники до сих пор еще живы и здоровы, несмотря на свои антиобщественные эксперименты.
Однако научная аргументация не возымела должного действия, и традиционалисты были вынуждены признать, что им не остается ничего другого, как ответить насилием на насилие. Были созданы дружины самообороны, которые, вооружившись тяпками и лопатами, по ночам выкорчевывали и сжигали то, что ночью же было высажено мобильными группами зеленых. Началась открытая вражда. На улицах уже и в дневное время зазвучали насмешки, угрозы, грубые и неприличные прозвища. Случалось, что доходило и до рукоприкладства.
3. В это время Григорий Подкладкин уже не только знал о своих сверхъестественных способностях, но давно успел пробудиться к Истине и достичь Окончательного Освобождения.
Еще задолго до Потопа он отрешился от привязанностей и перестал вести жизнь обычного семьянина. Потом оставил работу, начал интенсивно практиковать и, перепробовав множество тайных учений и техник, наконец, совершенно случайно, наткнулся на Йогу.
Посредством нее-то он и узнал о своих сверхчеловеческих способностях, как об уже имеющихся, так и о тех, которые еще только предстояло ему в себе развить. Ведь такими сверхспособностями, как чтение чужих мыслей на расстоянии и передача собственных, в Чемоданах никого не удивишь,[129] и уж тем более не спасешь. А в спасении тогда нуждались многие.
Да что там многие! Все.
«Мы рождены, чтобы страдать. Жизнь есть страдание», — неустанно повторял Учитель, пока наконец даже самые тупые из его учеников не усвоили эту первую, самую простую, исходную истину. После этого стало возможным двигаться дальше.
Но куда?
Ведь он пока шел наугад, ощупью в кромешной тьме, стремясь обрести то, о чем не имел ни малейшего представления.
4. Это были поистине тяжелые времена. Не он один, многие в Чемоданах буквально физически, сердцем ощущали ту постороннюю тяжесть, которая нависла извне, мешая дышать полной грудью. Как образно выразился, выступая по кабельному телевидению, известный поэт-символист,
Меткое словечко «саркофаг» сразу же было подхвачено и стало крылатым. Из поэтического символа оно превратилось в ходячее выражение и прочно вошло в лексикон журналистов, политологов и ученых.
Мыслители стали сочинять исследования на тему «Чувство саркофага: его социально-психологические предпосылки и морально-этические следствия», «Саркофаг как архетип», «Проблема саркофага» и т. п. В искусстве, наряду с саркофагом, использовались и другие символы: осажденной крепости, мрачного средневекового замка, лабиринта, тюремной стены, и пр.
Но слово «саркофаг» было самым популярным и оставалось у всех на устах до тех пор, пока двое молодых философов, подвергнув беспощадному критическому разбору все, что ни делалось до них, причем не только в философии, но также в политике, культуре, искусстве, средствах массовой информации и даже суде, не доказали, что саркофаг — это не более, чем фикция, идеологический миф, и что на самом деле никакого саркофага нет, а то, что принято называть саркофагом, — это не более чем надстройка, которую надлежит сломать, и тогда все сразу наладится.
123
А именно в одном из Приложений к Л-1, озаглавленном «Еще раз к вопросу о черепных коробках».
124
125
Чем, возможно, и объясняется отсутствие у этого народа каких бы то ни было этнических амбиций. —
126
Религии в Чемоданах возникли между принятием первых поправок к Конституции, разрешающих нарушение целостности Последнего Чемодана в случае крайней необходимости и только по решению суда (3 Чем.: 13–14), и принятием Закона «О свободном выходе из Чемоданов» (Исх.: 3), незадолго до потопа (БС-1: 8).
127
Вообще говоря, в чемоданах представлена вся таблица Менделеева, они содержат все вещества и элементы, какие только есть в природе: кожу, дерево, картон, ткань, металлы и т. д. То, что не содержится в чистом виде, можно выделить химическим путем. Понятно, что это касается только натуральных, фибровых чемоданов. Излишне напоминать о том, что в синтетических чемоданах чемоданные жители не заводятся, хотя бы уже потому, что такие чемоданы, собственно говоря, никто и не коллекционирует.
129
О наличии у чемоданных жителей таких способностей сообщается в комментарии к 1П:7. —