— Согласуется ли это с принципами буддизма? — Да, такой образ действий вытекает из всех известных мне сутр и согласуется с тем, как поступали святые Индии и Гималаев.
— Должен ли я всегда говорить только Истину, или я должен лгать ради Истины? — Нет, будучи Победителем в Истине, я должен всегда говорить только Истину. Истина может содержаться только в Истине и порождать только Истину. Ложь не может порождать Истину, как и Истина не может порождать ложь.
— Истинно ли то, что я отдал приказ о бурении скважин? — Нет, это ложь, так как я не отдавал приказа о бурении скважин. Это так же ложно, как отрицание закона Кармы и как то, что мое физическое тело не сидит сейчас здесь, на этой скамье.
— Так почему я не могу встать и сказать, что я не делал этого? Или я не Татхагата?..»
На этом месте он каждый раз срывался. Это был самый трудный вопрос. Он требовал высочайшей концентрации, которая достигается только в состоянии глубокого Самадхи, когда Истина становится самоочевидной и не требует никаких подтверждений. В нормальных условиях Учитель легко достиг бы этого состояния и разрешил мучивший его вопрос. В крайнем случае, если бы даже не смог разрешить сам, спросил бы у своего духовного наставника, Господа Шивы. Но здесь, стоило ему только как следует сконцентрироваться, как суд или обвинение своими назойливыми и неуместными вопросами выводили его из Самадхи. Поэтому он никак не успевал увидеть всю Истину, но каждый раз ему открывалась только какая-нибудь ее часть.
Так, один раз ему открылось:
«Я неправильно медитирую…»
В следующий раз он сконцентрировался на том, почему он неправильно медитирует, и, достигнув Самадхи, понял:
«Надо медитировать не о том, истинно ли, что я не отдавал приказа, а о том, какое это имеет значение с точки зрения Истины…», — а больше ничего понять не успел, так как ему в очередной раз помешали. Но после этого он стал медитировать уже в соответствии с этим принципом, и успел ухватить следующее:
«С точки зрения Истины то, что я не отдавал приказа, не имеет никакого значения…»
Тогда, вооруженный этим знанием, он вернулся к самому началу, но опять сорвался на том же самом вопросе:
«И все-таки почему я не могу встать и сказать, что я не отдавал приказа?! Тем более, что это не имеет никакого значения с точки зрения Истины! Раз это не имеет значения, так почему бы не встать и не сказать? Какая разница?».
Но он не мог.
2. Он никогда еще не чувствовал себя так худо, даже в пору вегетарианства. Горло горело, как однажды в детстве, когда он по ошибке глотнул керосина. Шея еще больше распухла под повязкой и на малейший поворот головы отзывалась страшной болью, от затылка до поясницы. Но самые большие мучения причиняло ему отвратительное и назойливое, как галлюцинация, ощущение, будто бы его голова наполнена чем-то живым и мягким. Как только он напрягал свой ум, это мягкое и живое тут же начинало по-настоящему болеть живой, пульсирующей болью. Скорее всего, эта-то боль и мешала ему достичь глубокого Самадхи, а вовсе не докучливые приставания судьи, прокурора и представителей гражданских истцов, на которые он мог бы просто не реагировать, если бы как следует сконцентрировался на мантре.
Но, как ни странно, и мантра не помогала. Учителя начинало все больше беспокоить состояние его физического тела. Временами его даже подташнивало, и это снова вызвало неприятные воспоминания о вегетарианских блюдах. «Маккиавелли прав, всему виной зеленые. Не стоило с ними путаться».
3. Когда движение зеленых только начинало набирать силу, Корпорация уже твердо стояла на ногах. Добившись общественного признания и обеспечив себе прочное положение в Чемоданах, верующие под руководством Учителя всерьез занялись своим духовным ростом. Благодаря интенсивной практике появились первые Достигшие. Параллельно проводились лекции и семинары по изучению учения. Постепенно все освоили Четыре Благородные Истины и приступили к постижению Восьмеричного Святого Пути, который, как известно, включает Правильный Взгляд, Правильное Мышление, Правильную Речь, Правильные Действия, Правильную жизнь, Правильную Фиксацию Памяти, Правильное Усилие и Правильную Медитацию. Обучение шло быстро. Очень скоро уже ни для кого не составляло труда без запинки перечислить все восемь составляющих.
Но одно дело — уметь перечислить, а совсем другое — осуществлять на практике. Чтобы практиковать Восьмеричный Святой Путь, нужно полностью отказаться от радостей мирской жизни и стать монахом. Это давно известно и хорошо растолковано святыми Махаяны. Но если все станут монахами, и не останется мирян, то кто станет соблюдать заповеди, первейшая из которых — Жертвование?
Поэтому очень странным казалось то, что среди Достигших нашлись люди, причем далеко не глупые, которые никак не хотели этого понять. Во главе их стоял все тот же Ананда-теперь-уже-сейгоши, который с самого начала отличался весьма вредными для верующего чертами характера. То он норовил самостоятельно, в обход Учителя, докопаться до Истины, то вдруг начинал испытывать разнообразные сомнения и делиться ими с рядовыми верующими, то совсем некстати выступал с каким-нибудь неожиданным предложением, направленными на то, чтобы в корне изменить политику Корпорации и направить жизнь Сангхи совсем в другое русло.
На это раз он, при помощи только что обретенных сверхъестественных способностей, повлиял на остальных Достигших (которых тогда были считанные единицы), и, сплотив их вокруг себя, подбил на то, чтобы навязать руководству Корпорации ненужную дискуссию о Восьмеричном Святом Пути.
Однако руководство заняло твердую позицию. «Мы не можем требовать от верующих, чтобы они соблюдали Восьмеричный Святой Путь», — выслушав сбивчивые доводы анандистов, спокойно сказал Макиавелли-ши.
— Вы-то, конечно, не можете. Поскольку сами его не соблюдаете, — язвительно произнес Ананда-ши.
— У меня другие функции, — скромно ответил Макиавелли-ши, который тогда уже был правой рукой Учителя. — Кроме того, как вы знаете, у меня больная жена, четверо внуков-сирот и родители преклонного возраста. Все они находятся на моем попечении. Я не могу бросить свою семью на произвол судьбы и заниматься только йогой. В таком же положении находятся многие наши верующие. Такова их карма. Если мы начнем требовать, чтобы они исполняли Восьмеричный Святой Путь, они просто уйдут от нас. Глупо требовать от людей того, что не соответствует их карме.
— Это — Хинаяна, — пренебрежительно бросил Ананда-сейгоши, а бывшие с ним с умным видом подтвердили, что да, мол, это Хинаяна. — Плестись вслед за своей кармой тысячи жизней, вместо того, чтобы взять и решительно ее изменить — это чистая Хинаяна, — повторил Ананда-сейгоши.
Все что угодно снес бы Макиавелли-ши благодаря своей удивительной выдержке, но только не обвинение в Хинаяне.
— Нет уж, позвольте, молодые люди! — вскипел он. — При всем моем уважении к вашим Достижениям, это у вас Хинаяна, а не у нас! Это вы хотите создать общину для избранных, а мы спасаем всех.
— Долго же вы будете их спасать! — со смехом сказал Ананда-Сейгоши. — Если у человека нет воли к Спасению, ему и сам Господь Шива не поможет. Посмотрите на этих людей: они же приходят сюда как на посиделки! С тем же успехом они могли бы ходить в синагогу или в Общество христиан-баптистов. Им же в сущности все равно…
Кстати сказать, самым нежелательным элементом этой дискуссии было то, что она происходила при большом стечении верующих. Анандисты выбрали удобный момент, чтобы напасть на руководство и посеять сомнения в рядовых членах Корпорации, — перед самым началом лекции, когда верующие в полном составе сидели в ожидании Учителя, который обычно немного запаздывал.
— Эти люди совершают Бхакти, — вступился за верующих Макиавелли-ши.