Кэл сосредоточился и осторожно вытащил один из осколков, покрутил его в пальцах, посмотрел на свет и вернул обратно. Не тот. Воспоминание, которое сделало с ней такое, должно быть больше – ведь оно изменило ее жизнь, разбило душу. А еще оно должно быть… Инвестигатор облизнулся сухим языком. Должно быть старым. Да, ему следует быть старым. Такие изменения, как с ней, не происходят за несколько месяцев. Какая-то засевшая в глубине мысль грызла ее годами, создав двух совершенно различных людей. Однако подобных осколков насчитывалось слишком много. Истыканная ими девушка походила на ежа с иголками в спине. Осколки прорастали сквозь ее тело, отражая и преломляя лучи света. Не зная о том, даже с таким набором израненного прошлого под определенным углом Иветта могла стать ярким светочем, сияющей радугой. Почти любой мог бы. Жаль, что люди не подозревают об этом.
Двумя пальцами Кэл вытащил очередной осколок. Огромный, размером с две ладони, он с трудом освободился из плоти. Матовый, с разводами цвета жженого сахара у отбитых кромок. Прожилки отчаяния, главный мотив узора – потерянная свобода. Да, это вполне мог быть он.
Вена на сгибе сладко запульсировала, когда инвестигатор поднес к ней осколок. Удар; длинный колючий выступ вонзился в тело, кровь понесла по организму раскаленный поток воспоминаний. Голова мужчины запрокинулась.
Иветта выглянула в окно. Было бы, конечно, лучше, если бы оттуда открывался вид на море или хотя бы деревенский пейзаж, но тогда можно было бы совсем погибнуть от тоски, зная, что от работы нельзя оторваться. Кирпичная стена тоже неплохо. До конца рабочего дня час, а количество дел только увеличивается. Девушка тяжело вздохнула. Спрашивают с нее по полной – она ведь перспективная, обязана успевать справляться с полным объемом. Ничего, сейчас задержусь, а на выходных – к знакомым, в соседний город, напомнила себе сквозь марево усталости Иви. Дача, свежий воздух, кроме того, подруга обещала представить ее довольно известной певице. Девушка слабо улыбнулась. Своим голосом она бросила заниматься несколько лет назад, но вдруг эта певичка научит ее чему-нибудь новенькому? Хотя бы просто попеть – и то будет прекрасно.
Домой она пришла уже затемно – не выйти, не шагнуть в сторону с узкой полоски, освещенной уличными фонарями. В зале сгибался над бумагами понурый, сердитый Бьерн – тоже сегодня что-то не задалось. Привычно просигнализировав приветствие, пустым взглядом он проводил любимую и уткнулся обратно в документы. Иви разделась, осмотрела свою комнату и откинулась на спинку мягкого кресла. Ужин из-за опоздания задержали, но времени немного отдохнуть хватило бы…
- Иви!
Мать. Девушка подскочила. Перри терпеть не могла, когда дочь бездельничала, хотя сама частенько тратила его на бессмысленную суету. Не хотела своей малышке такую же судьбу, как себе.
- Иви, идем ужинать, и еще ты вчера так и не разобрала тот хлам в коробках на втором этаже, я надеюсь, ты помнишь, что ты должна…
Мама всегда так много говорила. Улыбка девушки постепенно бледнела. Она мельком взглянула на циферблат. Стрелки, издеваясь над ней, двигались быстрее и быстрее, отнимая секунды, минуты, часы, все время, что у нее есть. Жених тоже требовал внимания – по меньшей мере пообщаться с ним, а ведь у него есть свои, неотложные дела.
Иветта поспешно закидала в себя еду – вдруг так выкроится лишний свободный вздох – и отправилась на второй этаж разбирать ящики. Предметы разлетались по помещению послушно, рядами – чтобы скорее их потом собрать. По окну стекали переливающиеся струи ливня. Они создавали впечатление, будто дом – вовсе не дом, а плывущая на волнах наводнения клетка. Выходные, дотерпеть до них, а там получится сделать большой глоток…
Знакомым характерным скрипом завели беседу ступеньки. Бьерн. Он смущенно прикрыл дверь и виновато взглянул на чихнувшую от пыли невесту.
- Слушай, я по поводу нашей поездки в выходные. Прости, никак не получается. Я знаю, что ты очень хотела, но мне назначили важную встречу, и я никак не могу ее пропустить. Я должен…
Конечно, Иви согласилась, нашла успокаивающие слова, нежно погладила жениха по плечу. Иначе и быть не могло – она же верная, любящая будущая жена. Ничего, съездим в другой раз. Расстраиваюсь? Нет, конечно, нет никакой сжимающей душу печали, нет сожаления о последнем куске отобранной свободы. Кто та девушка, которая распахнула окно и вылезла наружу, под дождь? Нет такой, ее не существует, я вовсе не завидую ей и не хочу ее смерти. Я вообще ничего не вижу из этой клетки, понятно? Только клетка! И в ней отлично живется, честное слово.