— Вы про свитер, что ли? А что с ним не так? Он очень теплый и большой. У вас тут сквозняки, между прочим, такие, что у меня яичники в трубку сворачиваются! — смело кинулась я в наступление. Нечего нормальные вещи хаять!
Вампир снова сгреб меня в объятия, но теперь вовсе не для поцелуев. Ребанный йот. Я до этого и не догадывалась, что такие сильные и, как оказалось в сравнении, ласковые руки могут быть настолько холодно-каменными. И эти самые руки вцепились в мои плечи и попытались не то вытряхнуть меня из свитера, не то из меня душу.
— Где. Вы. Взяли. Эту. Гадость? Кто вам это принес, немедленно отвечайте! — капсом заговорил пугающий меня «Лоу». Вот правду говорят, есть у любого существа темная и светлая сторона (и это как минимум), здравствуйте, вот и познакомились с Его императорским Темнейшеством!
Я не люблю, когда меня заставляют что-то делать. Иногда до такой степени, что организм сам решает ответить на агрессию агрессией, а я потом мучаюсь угрызениями совести: ах, зачем же я ему в глаз плюнула, зачем рожу расцарапала — и так далее. Хотя подозреваю, что такие внезапные взбрыки можно было бы объяснить самодеятельностью Валеры. Нет более гордого и свободолюбивого существа, чем гопник с Уралмаша!
Вот и сейчас моя нога дернулась совершенно самостоятельно, ушибив вампиру самое дорогое, чего он, конечно, не ожидал от маленькой девочки с грустными глазами. Выпустив меня из рук, он схватился за пострадавшую часть тела и скорчился на софе.
— Извините, — промямлила я, оказавшись на свободе и отбежав подальше. — Я не нарочно, честно! Но и вы, будьте любезны, не трясите меня больше, я вам не груша в урожайный год. Про одежду можно бы и спокойно поговорить, мне скрывать нечего. По моей просьбе мне его принесла Ко… ах, как же ее… Лида, моя служанка. То есть камеристка. В замке очень холодно, я не хочу простыть, слышите, уже голос подсел, кхе-кхе. Если вам так уж не нравится, я его сниму, но из комнаты тогда выходить не буду, другой подходящей под местный микроклимат одежды у меня нет. Спасибо вам, конечно, за наряды, но минимум на полгода их придется отложить, и то не факт, что в каменной коробке летом мне будет комфортнее. А эту прекрасную тёплую вещь буду носить только в этой комнате.
— Я бы предпочел, чтобы вы его сожгли. Этот свитер из шерсти оборотня — белого медведя, вы чем думали вообще, когда его надевали? — просипел император, уже немного оправившись и перестав зажиматься. Но ко мне не подходил, наученный горьким опытом, молодец, умный вампир. — И почему, скажите… впрочем, с этим я разберусь сам. А насчет холода — вопрос решится сам собой после консуммации и последующей регулярной близости, вы приобретете долголетие вампиров и схожий метаболизм. Обмен энергией придаст вам кое-какие приятные бонусы вместе с беременностью…
Я вполуха слушала его, отвернувшись к кровати и через голову стягивая тяжелый свитер, застрявший на запястье с оборотневым браслетом. Грубая вязка зацепилась за казалось бы цельное украшение без каких-либо острых выступов и никак не хотела отцепляться, словно бы браслет ее сам держал. Почуял волк медведя? Пока я возилась, ругаясь сквозь зубы, вампир подобрался ближе и огладил горячими ладонями плечи под мерзко-розовой пижамой. От неожиданности я резко вскинула голову и долбанула затылком по его подбородку. Да что ж такое-то!
Кажется, «Лоу» самому надоело получать травмы в близком контакте со мной, он окинул меня голодным взглядом, сдул с носа белый жесткий медвежий волос и молча вышел через зияющий дверной проем. Хлопать ему было нечем. Свитер мягко шмякнулся на кровать. Сжечь его я не дам.
«Если медвежья шерсть отбивает нюх у других оборотней, мешая найти тебя по запаху, этого нельзя делать,» — согласилась леди Ди. — «С другой стороны, они могут начать искать тебя по запаху медведя. Надо создать видимость зверского сожжения шерстяного изделия, причем срочно.»
Но ведь император не приказывал уничтожить такую замечательную вещь? Может, достаточно его хорошенько спрятать?
«А он и не прикажет тебе, ты не его подданная, по крайней мере, до помолвки. Он прикажет слугам, и прекрасной вещи не станет, стоит тебе отойти в туалет или на занятия. Давай сделаем вот что…»
Когда через тридцать минут в комнату зашла Рыбья голова в компании хмурых низкорослых бородачей с ящиками, которые немедленно принялись колупать извлеченными из упомянутых ящиков странного вида инструментами раскуроченный косяк, в комнате умопомрачительно воняло паленой шкурой. Бородачи крутили носами, хмурясь так, что их лохматые брови практически слились с бородами, но деятельности своей не прекращали. Профессионалы, уважаю таких. В покоях было очень холодно, поскольку, набрав нужную для сногсшибательного эффекта концентрацию запаха, я малодушно распахнула окно и, высунув только нос из одеяльного гнезда, скукожилась на софе с «Этикетом», чем заслужила одобрительное хмыканье де Божоле.
— Доброе утро, миледи. — сухо продолжила она, присев в четком, как часовой механизм, реверансе. — Император приказал изъять у вас некую кофту из шерсти белого медведя, но, я вижу, вы уже от нее сами избавились. Однако до сих пор не переодеты. Это чудовищная безалаберность. Через десять минут у вас занятия. Но я рада, что вы занимаетесь самообразованием, это весьма похвально для столь юной леди.
— Я не в состоянии упаковываться в пыточные устройства, которые тут не иначе как по ошибке называют платьями, без посторонней помощи, а моя камеристка исчезла. Кроме того, мои покои лишены двери. Зачем, скажите, ее вышибли, если щеколда была открыта?
— Император болезненно переживал ваше длительное отсутствие. Вас искали по всему дворцу, и на кухне в первую очередь. Где вы изволили находиться? — не удержала она любопытство, тщательно ранее скрываемое.
— Где находилась, так там уже нет, — меланхолично ответила я, демонстративно слюнявя палец и переворачивая страницу трактата о правильном поведении. Куда дели Кошачий глаз, спрашивается? Уж не наказали ли за оборотничевый свитер? — Гуляла по замку. И все же где моя камеристка?
— Переведена на другую работу, она не справилась с уходом за миледи, теперь в ее ведении коровник, возможно, там она справится лучше.
Я уронила челюсть. Если я хоть что-то понимаю в местном табеле о рангах, Кошачий глаз ударилась об замковое дно. Из-за меня. И насчет коров она просто сообщила или это гнусные инсинуации в мой адрес? В том смысле, что разницы никакой? Так. Сначала вежливо говорим, потом лупим в зубы, Валера, уймись, по-хорошему прошу.
— Верните ее, — попросила, выскакивая из кокона в единственном платье, которое имело шнуровку спереди и вшитый в лиф корсет. Давным-давно я уже переоделась в пустой комнате и куталась в одеяло из чистой вредности. Да чего там, у меня отдельная ванная есть и гардеробная, я же дитя общежития, какое уж тут стеснение!
Пышную прическу с локонами по местной моде я бы все равно соорудить не смогла, а вот уложить простую косу на затылке — вполне, поскольку увлекалась подобными изысками в старшей школе, впервые отрастив длинные волосы. Уже на первом курсе, набив оскомину вечными хвостами, я избавилась от длины, сформировав на темени удобный хохолок, легко поддающийся укладке прямо руками. Хотя голый череп по практичности даст ему сто очков вперед. Где же теперь моя чудесная лысинка?
Окинув меня изумленным взглядом (я и не подозревала, что это каменное лицо способно выражать хоть что-то, кроме высокомерного презрения), Рыбья голова молча вышла из комнаты.
— Слышите? Я хочу обратно мою Лидку! — не отставала я, едва не наступая ей на пятки. Учебная комната находилась совсем рядом, так что быстрым шагом мы достигли ее за пару минут молчания гувернантки и моего непрерывного бухтения.
Распахнув дверь, Рыбья голова встала ко мне лицом и процедила:
— Вам к обеду пришлют другую служанку, которая правильно выполняет пожелания госпожи, особенно, если последняя сама не знает, чего хочет! — и сделала приглашающий жест. Типа, welcome to hall.
Который я проигнорировала, застыв столбом на пороге.
— Мне не нужна другая. Я привыкла к этой, верните ее немедленно, — спокойно выговорила я, будто не замечая, как пытается задвинуть меня в комнату мадам де Божоле. Ну как не замечая. На самом деле я крепко вцепилась в косяк обеими руками. Ногти я носила короткими, так что мне ничего не мешало это сделать без ущерба несуществующей красоте.