Малгрин не прекращал, а ведьма расстроилась. Ее любимые олени не придут, пока он здесь, особенно, пока он так шумит. А олени, если раз их спугнуть, больше не вернутся. Этот идиот испортит шесть месяцев ее труда по завоеванию доверия. Она неделями заманивала их, показывала, что ее не нужно бояться, что она хотела лишь видеть их. Она хотела бы проклясть его, хотела бы забрать его плоский голос и смешную жестикуляцию, он делал вид, что управляет оркестром.
Но она не могла, ведь не была ведьмой.
Малгрин снова поверил внешности и принял старушку, живущую безобидно в лесу, за ведьму. Женщина переехала сюда, когда ее дети выросли и оставили дом, желая быть ближе к природе, подальше от суеты и шума города, а еще от ее надоедливых сыновей.
И женщина не могла ничего сделать, а Малгрин пел, кружился, прижимал листья к груди. Она оставила его и ушла в дом, чтобы сделать обед.
Малгрин только полчаса спустя заметил, что ведьма пропала. Он развернулся по кругу, улыбнулся еще раз, увидев дым из трубы. План работал. Она ушла варить зелье, чтобы забрать его голос. Скоро она вернется и предложит ему выпить, чтобы ополоснуть горло. И начнется проклятие.
Малгрин снова запел.
В доме женщина сунула два шарика ваты в уши и начала делать суп из пастернака.
Горло болело от пения, Малгрин посмотрел на дом. Он нахмурился, увидев, что дымок все еще поднимается с ветром. Как долго варится зелье? А потом он вспомнил, что хмурится, и быстро расслабил лицо. Ему не нужны были морщины, пока он не выполнил план. И вообще не нужны были.
Малгрин решил ускорить события и подошел к дому. Он заглянул в окно и увидел, что ведьма сидит в старом кресле с котом на коленях и спит с открытым ртом. От котелка поднимался пар, он висел над весело потрескивающим огнем. Малли постучал в окно, и кот вскочил, отбежал, шерсть встала дыбом. Ведьма вздрогнула. Она помрачнела, увидев, кто это, и недовольство Малгрина от этого стало сильнее.
Она прошла по комнате и приоткрыла окно.
— Ты еще не ушел? Чего надо?
— Думаю, это, — он кивнул на котелок. — Вам просто нужно отдать, и я пойду, — Малгрин постучал ногой, показывая, что время для него важно.
На миг женщина растерялась. Кто этот мальчик, который хотел помочь ей ужасным пением, а теперь решил забрать ее суп? Она его знала? Она его ждала? Она думала, порой от возраста она кое-что забывала, в один мозг не могло влезть все, что она видела и делала за свою жизнь, и надеялась еще сделать и увидеть. Может, он был другом ее внучки. Да, наверное, так и было. Перпетуа писала, что хочет прийти сегодня, а это мог быть ее парень. Он был примерно возраста ее внучки, хоть манер ему и не хватало. Их просто не было. Но Перпетуа сама могла решить, с кем ей быть. И он, наверное, слышал о супе бабушки, потому и хотел его попробовать?
Радуясь, что решила загадку, но тревожась из-за вкуса любимой внучки, старушка прошла к котлу, налила немного теплого супа в миску для юноши и отдала ему с беззубой улыбкой.
— Ты рано, — сказала она.
Малгрин не слушал ее, посмотрел на варево, пожал плечами и выпил все в три глотка. Вкус был как у супа из пастернака. Он передал миску ведьме и проверил голос.
— Ла-ла… как долго ждать? — спросил он у ведьмы?
— Что ждать?
— Чтобы голос пропал, — сказал Малгрин. — Еще не сработало. Так как долго?
— Эм… — женщина была потрясена. О чем он? Она посмотрела на часы и повернулась к нему. — Ты же за Перпетуей?
Малгрин поборол желание нахмуриться. Может, Перпетуа — это название зелья. Звучало зловеще.
— Да, — решительно сказал он.
Женщина посмотрела на часы.
— Еще пару часов, — сказала она. Перпетуа училась у кузнеца, работала до заката. — Через час после заката, — сказала она. — Зайдешь и подождешь?
— Нет, спасибо, — сказал Малгрин. — Я пойду домой, — и он ушел, оставив потрясенную женщину.
Малгрин размышлял, что делать с голосом последние часы. Он многое хотел сказать многим людям. Хотел найти всех женщин из зала и сказать им, что они — гарпии, и они пожалеют об этом, как только он женится на принцессе. А потом понял, что, если женится на принцессе, сможет стать королем, и он тогда казнит всех, кто плохо с ним поступал. Его бывшие одноклассники, служанки, что запирались в чулане с метлами, когда слышали, что он идет. Может, даже его отец. И ведьма, конечно.
Приближался закат, и он наблюдал за ним. Он не зажигал свечи, комната вокруг была мрачной и холодной. Предвкушение пылало в его животе, он ждал, пока розовый и оранжевый пропадут с неба.
— Наконец-то, — сказал он, а потом. — Черт.
Слово эхом разнеслось по пустой комнате, насмехаясь над ним звуком.