В темной комнате повисла тягостная тишина.
— Давай сбежим, Ийохали!
— Куда?!
— Куда угодно! На Великой еще много свободных четлан — неужели они не приютят нас? Неужели никто не постоит за честь великого вождя Иттануаки?
— Но мы в плену! Нам за пределы Аграбы запрещено выходить.
— Да брось! Ходим, где хочется! За мной еще наблюдают, а за тобой вообще присмотра нет! Когда Недоносок со своими бандитами ушел в горы, я спокойно в Излучное ходил. В крайнем случае, сможем ночью убежать…
— Через дом Сухой Руки? — ахнула девушка. — Там же Серый, у него чутье звериное…
— Да я эту крышу кривую несколькими ударами разломаю! Уйдем тихо и незаметно, стену еще не достроили, а, если что — можно и через горы. Есть тропочки. Пойдем, сестра!
— Но мама… Она уже вторую луну не встает. Мама ведь никуда не уйдет. А, если мы уйдем, а владыка ее за это прибьет?
— Старую женщину? Да ну!
— Ты же сам говоришь: он Недоносок. Проклятый. Ему зло творить в радость.
— Да нет… Раз до сих пор не убил, значит, зачем-то мы ему нужны… Да не убьет!
— Не знаю, зачем мы нужны Сухой Руке. А вот я маме нужна. Может, и не убьет, но кормить ее не станет, убирать за ней не будет. Как она без меня?
Долгая тишина.
— Шикальиеци… Ты беги один. Беги в Черное Урочище, хотя бы: наш отец дружил с их имачатой. Тебе здесь и впрямь оставаться опасно. Погубишь ты себя.
— А вы?
— А что мы? Ты же сам говоришь, не убьет нас Сухая Рука.
— А жить как будете?
— Ну, зачем спрашиваешь? До этого же звал бежать, не спрашивал! Просто беги! Мы справимся. Мне девушки с кухни помогают. Да и сама там смогу работать. Попрошу владыку…
— Не называй его так! — голос юноши взвился петухом и потух. — Нельзя тебе работать среди этих зверей… Нельзя мне вас оставлять. Недоносок проклятый! По рукам и ногам повязал! Хуже чем веревкой!
Глава 7
Господин Советник
— Ну, здравствуй, Сын Обезьяны!
Передо мной на дереве висел не абы кто, а господин советник! Уважаемый, можно сказать, человек… с физиономией нашкодившего ребенка.
Совет я в Излучном учредил вскоре после переезда Капибар. Но здесь сразу решил, что он не препоны мне ставить будет, как в Крыле, а помогать в управлении. Поэтому в этот Совет включал тех, кого хотел. Или без кого было никак. Поэтому, помимо трех родовых вождей, сюда вошли Ннака-казначей, два моих «генерала» и еще пара человек, что приехали из старой столицы. Но вскоре я понял, что необходимо пополнить этот орган власти еще одним человеком.
Дело в том, что в Излучном очень много безродов — сотни три точно. Как говорится: большая река чего только к берегу не прибивает. И, в отличие от Крыла, живут они тут достаточно компактно, дружно и не так плохо, как в старой столице. Рыбачат, промыслами занимаются, у кого-то даже есть небольшие огороды, отвоеванные у мангры. В общем, сила они тут, с которой как-то нужно считаться. Я бы и сам подыскал в Совет нужного представителя этой компании, но искать не пришлось. Был среди безродов человек, которого все они безоговорочно уважали.
Да, этот самый мужик, висевший сейчас передо мной на ветке. Я, кстати, не знаю: Сын Обезьяны — это настоящее имя или прозвище. В родах-то у четлан всё строго, если не помер до полового созревания — ступай к духу-покровителю, проходи инициацию, получай имя. А безроды на то и безроды, что родовых духов у них нет. Так что, в основном, их знают по прозвищам. Думаю, и здесь тот же случай. Ведь в самую первую нашу встречу новоиспеченный советник просто поверг меня в ступор, заявив, что люди — потомки обезьян.
Представляете?! Какой там Дарвин! Дикарь, висящий на дереве, решил, что похожесть людей и обезьян неслучайна.
«Ты видел пальчики на их маленьких ручках? — спрашивал он меня. — Словно дети в шерсти. Я думаю, это первые люди. Какими их сделали духи».
Я тогда так охренел, что сел рядом и стал заваливать вопросами странного безрода. Увы… Тот оказался не стихийным эволюционистом, а, скорее, наоборот. Раз, делая людей, духи сделали сначала обезьян, то они и были настоящими людьми. Лучшими. Правильными. А мы — научившиеся говорить, облысевшие, взявшие палки в руки — неправильные люди. Не развившиеся, а испорченные. Сын Обезьяны настолько был убежден в своей теории, что даже посвятил свою жизнь «исправлению» себя лично. Во-первых, подражая обезьянам, он стал веганом. Странным, правда. С одной стороны, мог позволить себе похавать червячков или личинок, с другой, не любил есть пищу с полей: маис, томаты, перец и прочее. Предпочитал лесную еду.