Дела давно минувшие, сказала она себе. Никаких причин для сентиментальности. Но удивительно, неужели кто-то сейчас готов покупать работы Стерна? «У источника». Нэнси недоуменно тряхнула головой и, отмахнувшись от непонятного, с упоением погрузилась в новости светской хроники.
2. Оливия
Нового фотографа звали Лайл Медуин. Он был совсем молоденький, с мягкими каштановыми волосами, подстриженными «под горшок», и с ласковыми глазами на нежном лице. Во всем облике — что-то неземное, что-то от глубоко верующего монастырского послушника. Оливии даже трудно было себе представить, что он с таким успехом пробежал дистанцию в гонках своей профессии и никто не перерезал ему глотку.
Они стояли у столика перед окном в ее кабинете. На столике он разложил свои работы: штук двадцать крупных глянцевых цветных фотографий. Оливия их уже внимательно рассмотрела и пришла к выводу, что ей нравится. Во-первых, в них много света. Снимки для модных журналов, по ее мнению, прежде всего должны ясно показывать фактуру ткани, фасон, складки на юбке, вязку свитера, — а у него все это дано очень отчетливо, броско, так, что взгляд мимо не скользнет. Но, кроме того, в его работах было много жизни, движения, удовольствия, даже нежности.
Оливия подняла один лист: мужчина атлетического сложения бежит трусцой в полосе прибоя. Ослепительно-белый спортивный костюм на ярко-синем фоне моря: загар, пот, даже соленый запах морского воздуха и физического здоровья.
— Где это вы снимали?
— На Малибу. Реклама спортивной одежды.
— А вот это?
Она взяла в руки другой лист — вечер, молодая женщина в разлетевшемся оранжевом шифоне, лицо повернуто к огненному закату.
— Это Пойнт-Рис… иллюстрация к редакционной статье в американском «Вог».
Оливия положила снимки и обернулась, присев на край стола. Это уравняло их в росте и позволило смотреть глаза в глаза.
— Расскажите о себе.
Он пожал плечами.
— Учился в технологическом колледже. Потом немного пожил свободным художником, а потом пошел к Тоби Страйберу и несколько лет проработал у него ассистентом.
— Тоби мне вас и рекомендовал.
— А потом, когда ушел от Тоби, поехал в Лос-Анджелес, последние три года работаю там.
— И немалого достигли.
Он скромно усмехнулся:
— Да, кое-чего.
Одет он был по-лос-анджелесски. Белые кроссовки, джинсы-варенки, белая рубашка, линялая джинсовая куртка. И, как уступка лондонским холодам, — шерстяное кашне кораллового цвета, обмотанное вокруг загорелой шеи. Вид, хотя и небрежный, тем не менее восхитительно чистый, как свежевыстиранное, высушенное на солнышке, но еще не выглаженное белье. Очень привлекательный молодой человек.
— Карла ввела вас в курс дела? — (Карла была редактором отдела мод.) — Речь идет об июльском номере, последний материал о моделях летнего сезона. После этого мы переходим к твидам и осенней охоте.
— Да… Она говорила о съемках на натуре.
— Есть предложения, где именно?
— Мы подумали об Ивисе… У меня там кое-какие знакомства.
— Ивиса.
Он с готовностью отступился:
— Если вам больше нравится где-то еще, у меня нет возражений. В Марокко, например.
— Да нет. — Оливия отошла от столика и снова села в свое кресло. — Мы давно туда не выезжали… Но только мне кажется, не надо пляжных сюжетов. Лучше что-нибудь деревенское для фона — козы, овцы, трудолюбивые крестьяне в поле. Пригласить кого-нибудь из местных жителей для правдоподобия. У них удивительные лица. И они обожают сниматься…
— Чудесно.
— Тогда договоритесь с Карлой.
Он замялся.
— Значит, работа — моя?
— Разумеется, ваша. Постарайтесь сделать ее получше.
— Обязательно. Спасибо…
Он принялся собирать фотографии и складывать в папку. У Оливии на столе зажужжал селектор. Она надавила кнопку и спросила секретаршу:
— Что там?
— Городской звонок, мисс Килинг.
Оливия взглянула на часы. Двенадцать пятнадцать.
— Кто это? Я уезжаю обедать.
— Какой-то мистер Генри Спотсвуд.
Генри Спотсвуд. Что еще, черт побери, за Генри Спотсвуд? Ах да, вспомнила. Человек, с которым она познакомилась третьего дня на вечеринке у Риджвеев, — седые виски, высокий, одного с ней роста. Но он тогда назвался Хэнком.
— Соедините, Джейн.