Столицу своего княжества Константин утвердил не в древнем Суздале, а в Нижнем Новгороде, гораздо более отдаленном от Москвы и Московского влияния. Этот город вообще занимал очень важное политическое и стратегическое положение. Он господствовал над окрестным Мордовским краем и над узлом широких водных путей, будучи расположен на слиянии Оки с Волгой, на высоких береговых холмах, известных под именем «Дятловых гор». Местное Нижегородское предание не преминуло осмыслить это название легендою о каком-то чародее Дятле, который будто бы жил тут в одном ущелье и предрек соседней Мордве приход Русских и построение ими крепкого каменного города. Константин Васильевич немало сделал для укрепления и украшения своей столицы. Между прочим, он перестроил и расширил главную святыню его — каменный Спасопреображенский собор. Он распространил свои владения еще далее на восток в глубь Мордовских земель и закреплял за Русью этот глухой край новыми русскими городками и поселками, выводя поселенцев из своей Суздальской вотчины и призывая их из других русских земель. Княжение его обнимало все правое Поволжье между Юрьевцем и устьем Суры{12}.
Этот Константин Васильевич Суздальский или Нижегородский по смерти Симеона Гордого явился соискателем брата его Ивана на великий Владимирский престол. Он вспомнил, что принадлежал к старшей ветви в. потомстве Александра Невского сравнительно с Московскими князьями, ибо дед его Андрей Городецкий был старший брат Даниила Александровича, деда Симеона и Ивана; притом Андрей умер великим князем, тогда как Даниил совсем не занимал Владимирского престола. Князья-соперники отправились решать свой спор в Орду. Здесь Константина Суздальского поддержало Новгородское посольство, вероятно, помогавшее ему и деньгами на раздачу подарков: Новгородцы уже убедились в той опасности, которая начала угрожать их самостоятельности со стороны Москвы, и искали опоры прошв нее в Суздальско-Нижегородском князе; по своей отдаленности от Новгорода последний считался ими более безопасным. Но Москвичи превозмогли; хан Чанибек остался верен своему расположению к потомству Калиты и дал ярлык на Владимирский стол Ивану Ивановичу Московскому.
Иван II, прозванием Красный (т. е. Красивый), политическим искусством и твердостью характера далеко не походил на отца и старшего брата. Летопись называет его «кротким, тихим и милостивым». Соседи не замедлили воспользоваться такою переменою на Москве. Рязанцы вслед за смертью (имеона Гордого, пользуясь отъездом его преемника в Орду, внезапно напали наЛопасну и отняли у Москвитян эту спорную волость, а наместника лопасненского Михаила Александровича взяли в плен и держали его в тесном заключении, пока не получили за него выкупа. Ни Новгородцы, ни Константин Суздальский, несмотря на ханский ярлык, не хотели признать Ивана великим князем. Суздальский князь только в следующем году, перед смертью, помирился с ним (1354); тогда и Новгородцы также заключили мир с Иваном. Не только князья Тверские, но и Муромские, прежде столь послушные великому князю Владимирскому, теперь в своих междоусобных распрях, как мы видели, мало обращают внимания на Москву. В особенности усилилась в то время для Восточной Руси опасность со стороны Литвы. Ольгерд воспользовался обстоятельствами; начал теснить Смоленское княжество, вмешался в Тверские смуты и, как известно, захватил значительный приволжский город Ржеву. Еще более воспользовался он смутами в восточных уделах Чернигово-Северской земли и завладел Брянской областью.
К опасностям внешним присоединилась еще и церковная распря.
При возведении св. Петра на митрополичий престол мы видели попытку Галицкого князя основать особую митрополию для юго-западной Руси, по крайней мере, утвердить в своих владениях его местопребывание. Попытка эта в то время окончилась неудачей. Но она непременно должна была повторяться все настойчивей по мере более и более утверждающегося политического разделения Руси на восточную и западную, с двумя особыми средоточиями. В сороковых годах XIV века, когда в Константинопольской церкви происходили сильные богословские распри (по вопросу о свете Фаворском), в Галиче, с дозволения духовного Констатинопольского собора, открыта была особая митрополичья кафедра, которой подчинены были все епархии Галицкие и Волынские (Владимирская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская). Это церковное отделение юго-западной Руси сильно огорчало митрополита Феогноста и великого князя Симеона Ивановича, и они обратились в Константинополь с жалобами на то к патриарху. Им помогла перемена в лицах. В 1347 году на Византийском престоле сел Иоанн Кантакузен; тогда же переменился и патриарх, который был противником своего предшественника. По желанию императора и патриарха, состоялось новое соборное постановление, которым отменена особая Галицкая митрополия и все ее епархии снова подчинены Феогносту, митрополиту Киевскому и всей России. Но он успокоился не надолго. Политическая рознь обеих половин Руси продолжала действовать в этом вопросе. Ольгерд Литовский, владея большею частью западно-русских областей и самим Киевом, вскоре возобновил попытку или отделить их от церковного подчинения митрополиту, жившему в Москве, или снова утвердить местопребывание его в Киеве. Сначала он выставил соперником Феогносту какого-то инока Феодорита. Этот последний, потерпев неудачу в Констатинополе, уехал оттуда в Тернов и здесь болгарским патриархом был рукоположен в русского митрополита; затем прибыл в Киев и стал требовать себе подчинения от русских епархий. Но тогда Цареградский патриарх со всем освященным собором осудил его, на основании канонов, и отрешил; о чем уведомил русских епископов (1352 г.). Это решение, по-видимому, подействовало; по крайней мере, источники потом молчат о Феодорите. Но последовавшая вскоре кончина Феогноста подала повод Ольгерду снова выставить своего кандидата на митрополичью кафедру; что доставило много хлопот и огорчений Феогностону преемнику, знаменитому Алексею митрополиту.
Москва, как мы знаем, очень рано стала привлекать из других областей знатных и незнатных переселенцев, находивших здесь более спокойствия и безопасности. Особенно стремились сюда выходцы из Южной Руси, с одной стороны, угнетаемой Татарами, с другой теснимой Литвою. В конце XIII века из разоренного Татарами Чернигова выехал в Москву боярин Федор Бяконт (родоначальник Плещеевых) и вступил в службу Даниила Александровича. Боярин Федор, очевидно, пользовался княжеским расположением, так что воспреемником его старшего сына Елевферия был Иван Данилович Калита, тогда еще юноша (около 1300 года). Отрок Елевферий обнаружил большую охоту к учению книжному, и потом полюбил пост и молитву, сделался молчалив и мечтал о поступлении в монастырь; что не мало печалило его родителей. На двадцатом году Елевферий, наконец, исполнил свое желание: вступил в Московский Богоявленский монастырь и постригся под именем Алексея. Здесь он сдружился с иноком Стефаном (старшим братом знаменитого впоследствии подвижника Сергия Радонежского). Оба инока обратили на себя внимание митрополита Феогноста и великого князя Симеона Гордого, так что, по желанию последнего, Стефан был поставлен Богоявленским игуменом и затем сделался духовником великокняжеским. Алексея же, после двадцатилетнего его пребывания в монастыре, Феогност взял к себе и возвел его в сан митрополичьего наместника, т. е. поручил ему ведать церковные суды и управлять церковными имуществами. Впоследствии, с соизволения великого князя, престарелый Феогност поставил Алексея епископом в стольный Владимир и назначил его своим преемником на митрополичью кафедру. Но надобно было обеспечить это назначение согласием Констатинопольского патриарха. От Симеона и Феогноста отправлено было посольство в Царьград к императору Иоанну Кантакузену и патриарху Филофею с просьбой по смерти митрополита никого другого не назначать его преемником, кроме епископа Алексея. Когда посольство воротилось в Москву с грамотами от императора и патриарха, которые призывали Алексея в Царьград для постановления, Симеона и Феогноста уже не было в живых. По изволению нового великого князя Ивана Ивановича и всего священного собора, Алексей предпринял далекое и трудное путешествие в Царьград, где пробыл около года и был поставлен на митрополию Киевскую и всея Руси. Имея в виду пример Феодорита, предусмотрительный святитель воспользовался своим долгим пребыванием в Царьграде и выхлопотал соборную грамоту, по которой русским митрополитам, вследствие бедственного состояния Киева, разрешалось жить во Владимире Суздальском; этот последний признан второю после Киева митрополитальной кафедрой. Таким образом, только в 1354 году, т. е. спустя более пятидесяти лет после перенесения русской церковной столицы на север, это перенесение получило некоторую санкцию со стороны Царьградского патриарха. Но сребролюбие последнего не замедлило нарушить его собственную санкцию.