В Орде от своих доброхотов Александр узнал, что хан очень на него гневен и определил ему смертную казнь; узнал потом, что назначен и сам день казни, именно 29 октября (1339 г.). В этот день он встал рано и велел бывшим с ним священникам отслужить заутреню. Потом сел на коня и поехал собирать вести о своей участи; послал за тем же к главной ханше. Все вести подтвердили, что смертный час близок. Воротясь в ставку, Александр исповедовался у своего духовного отца и принял св. дары; то же сделал и сын его Федор и бывшие с ним бояре; никто не чаял остаться в живых. Вскоре прибежали княжие отроки и с плачем возвестили, что уже идут Черкасы и Татары, посланные на убиение. Князь сам вышел к ним навстречу. Варвары схватили его, «<«рвали с него одежды и нагого подвели к сидевшему на коне и окруженному большою свитой вельможе Товлубию, который распоряжался казнью. «Убейте», крикнул Товлубий. Убийцы тотчас пронзили Александра и сына его Федора, и когда те упали на землю, отрубили им головы. Бояре и слуги Польшею частью в ужасе разбежались в разные стороны. Некоторые из них однако остались; взяли тела своих князей и отвезли их в Тверь, где они и были погребены в Спасском соборе. На Тверском столе снова сел смирный, осторожный Константин Михайлович. Победа Москвы над Тверью вылилась, между прочим, в том, что Калита велел снять колокол у Тверского Спасского собора и привести его в Москву{7}.
Иван Данилович, по прозванию Калита (т. е. денежный мешок или кошель, в переносном смысле — скопидом), с одной стороны, является перед лицом истории с неприглядными чертами человека жестокого и пронырливого, который раболепствовал в Орде, чтобы снискать милость хана, и прибегал ко всяким козням, чтобы погубить своего соперника. (' другой стороны, мы видим умного, заботливого хозяина своей земли, водворившего в ней спокойствие и безопасность от татарских разорений. «Седе на великое княжение Иван Данилович, — говорят летописцы, — и бысть тишина Христианом на многа лета, и престаша Татарове воевати Русскую землю». Таковы обыкновенно бывали и в других (гранах основатели государственного могущества, собиратели какой-либо раздробленной народности, действовавшие в условиях, в духе своего времени и не всегда затруднявшиеся в выборе средств для достижения главных целей. Хотя бы к этим целям такой деятель стремился эгоистично, т. е. имея в виду прежде всего возвышение собственное и своего рода, тем не менее, потомство, пользующееся плодами его политики, обыкновенно вспоминает о нем с уважением и признательностью. В отношении к первым Московским князям народное уважение и признательность еще увеличиваются в виду того, что, начав собирать разрозненные части Русской земли и полагая основание нашему национальному единству, они тем самым приготовляли постепенное, верное избавление Руси от варварского ига и ее будущее полное торжество над темными силами Азии.
Как истый хозяин и скопидом, Иван Данилович Калита хотя значительно увеличил собственное Московское княжение, но совершил это увеличение не оружием и кровопролитием, а денежною куплею. Он «примыслил» от соседних княжений несколько городов и волостей с большим количеством слобод, которые покупал у обедневших князей, бояр и монастырей. При нем Московская земля, во-первых, заключала в себе все течение реки Москвы с городами: Можайском, Звенигородом, Москвою и Коломною; далее, на юго-запад она простиралась от Коломны вверх по Оке, с городками Каширою и Серпуховом; а на северо-востоке владения Московские охватывали уже часть Поволжья, заключая в себе волжские города Углич и Кострому. Они перешли далеко и на северную сторону Волги: Калита купил у обедневших местных князей (потомков Константина Всеволодовича Ростовского) не только Углич, но также Галич Мерский и Белоозерск; впрочем, пока оставил их во владении наследственных князей, довольствуясь полною покорностью последних. Для подчинения себе удельных Ростовских князей он пользовался также семейными связями. Так он выдал двух своих дочерей за Василия Давидовича Ярославского (внука Федора Черного) и Константина Васильевича Ростовского. Последний из них, т. е. Константин Ростовский, находился в совершенном повиновении у тестя: Московские бояре распоряжались в его стольном городе. В 1330 году прибыл в Ростов московский наместник Василий Кочева с товарищем своим Миняем и учинил великие притеснения гражданам, вымогая от них деньги (вероятно, для татарского выхода). Старшего ростовского боярина Аверкия они подвергли побоям и поруганию, на время повесив его вниз головою. Тогда многие местные бояре от такого насилия переехали в другие земли. Древний славный город Ростов, еще недавно изгнавший от себя Татар, подвергся окончательному унижению. Другой же зять Калиты Василий Ярославич (подобно Дмитрию Тверскому, носивший прозвание «Грозные Очи»), наоборот, не только не хотел подчиниться своему тестю, но даже по родовым отношениям считал себя старше Московского князя и вступил против него в союз с его врагом Александром Михайловичем Тверским. Эти союзы слабейших князей по временам немало сдерживали честолюбивые стремления и захваты Москвы, заставляя ее действовать осторожно и выжидать случаев к их разъединению.
Не дешево стоили Калите его земельные примыслы. Еще ()олее того приходилось ему тратить на свои частые поездки в Орду, на татарские дани, на подарки и подкупы ордынских царевичей и вельмож. Необходимые на это средства он приобретал, конечно, главным образом доходами с собственных земель и своею бережливостью. Благодаря наставшему в его время сравнительно большему спокойствию, внутреннему и внешнему, Московские волости стали скоро оправляться от прежних разорений; земледелие, торговля и промыслы оживились, а вместе с тем возросли и княжие доходы. (Есть известие, что Калита строго преследовал в своей земле татей и разбойников). Другим источником сделался сбор татарской дани. Калита, в качестве великого князя Владимирского, по-видимому, добился от хана позволения самому взимать эти дани или выходы с областей Северной Руси и доставлять их в ханскую казну. Разумеется, от этих сборов немалая доля оставалась в руках великого князя. А так как это взимание всегда могло опираться на татарскую помощь, то и подчинение удельных князей Москве пошло успешнее. Надобно полагать, что и самые примыслы Калиты или приобретение волостей большею частью находились в связи с несостоятельностью некоторых удельных князей, разоренных преимущественно татарскими данями и весьма убыточными поездками в Орду. Особенно важным источником великокняжеских доходов служил богатый торговый Новгород. Кроме обычных даней и сборов на князя и его наместников, Калита, при удобном случае, старался прижать Новгородцев, чтобы возможно более получать с них на татарские выходы. В 1332 году он потребовал себе так называемого «серебра закамского», т. е. даней, которые они взимали с чудских Приуральских народцев. Новгородцы отказали; Калита пошел на 11 их ратью, захватил их пригороды Торжок и Бежецкий Верх и начал опустошать соседние Новгородские волости. Но соперник его Александр Тверской в то время сидел в Пскове подручником Гедимина Литовского. Новгородцы вошли в сношение с Александром и Гедимином и призвали к себе Гедиминова сына Наримонта; Калита переменил тон и помирился с Новгородом. В конце своего княжения он снова потребовал от Новгородцев большую сумму денег, ссылаясь на лишние требования выхода со стороны хана. Новгородцы опять уперлись. Калита отозвал своих наместников. Вскоре он умер, и распря окончилась уже при его сыне.
Относительная большая тишина, безопасность и зажиточность, которыми начала пользоваться Московская область, сравнительно с другими русскими землями, естественно привлекали сюда переселенцев из этих других земель, и население заметно стало умножаться. Многие бояре от удельных князей стали переходить на службу к «великому князю всея Руси», как стал именовать себя Иван Данилович. (Просто «великими князьями» назывались тогда почти все сколько-нибудь значительные владетели областные и даже удельные.) В Москву приезжали бояре из Твери, Чернигова, Киева, Волыни и т. д.; даже из Орды выезжали в Москву знатные люди, которые принимали крещение, вступали в Московскую службу, получали поместья и жалование. Из них известен татарский мурза Чет, в крещении Захарий (предок Бориса Годунова). А из русских приезжих бояр известен Родион Нестерович, который прибыл из Киева с многочисленным двором, т. е. с большим количеством своих отроков и слуг. Знатнейшие из этих приезжих бояр иногда становились выше собственных московских думцев и близких людей; отсюда уже в те времена начались между ними споры о местах или так называемое «местничество».