— Мне очень жаль. — Доктор похлопал меня по руке. Я словно оцепенела. — Правда, очень жаль.
Мама вытерла мои слезы.
Я покачала головой.
Писк монитора ускорился. Доктор взглянул на аппарат.
Я все ждала, когда они скажут, что это все просто дурацкая шутка. Ждала, когда медсестра войдет в палату с плотно завернутым свертком в руках.
Этого не произошло.
Доктор встал. Писк усилился.
— Виктория, — тихо сказал он. — Мне нужно, чтобы вы успокоилась.
Я не могла, да и как он мог ожидать от меня этого? Мой ребенок был мертв.
Все пропало.
Он разговаривал с моей мамой. Но, опять же, их голоса звучали приглушенно.
Он позвал медсестру. Она вбежала внутрь и через несколько секунд доктор ввел мне в капельницу лекарство.
— Нет, — простонала я. Губы начали дрожать. — Мой ребенок…
Но мои слова исчезли, и я скользнула в темноту.
Отдайте мне моего ребенка. отдайте мне моего ребенка, отдайте мне моего ребенка…
Меня выписали из больницы через три дня. Мне пришлось ходить по палате, доказывая доктору, что шрам от кесарева сечения заживает правильно. Каждый раз, когда он пытался заговорить о моей потере, я выпроваживала его из палаты.
Я не хотела этого слышать. Я едва заставляла себя жить час за часом.
В тот день, когда я собирала вещи, я чувствовала себя оцепеневшей. Мой брак рухнул. Был муж, который, по словам доктора, умер.
Я потеряла ребенка.
И у меня было…у меня было кое-что еще. Из моей памяти оказался вырезан и украден огромный кусок моих воспоминаний. Но мне было все равно. Если они пропали, я, вероятно, не смогла бы справиться с ними. Была причина, по которой они исчезли.
Готовясь к выписке, я сказала маме, что она может забрать цветы себе или отдать кому-нибудь. Я не могла смотреть на них. Отказывала каждому посетителю, кроме мамы или Рэне. Мама хотела отвезти меня домой, но я сказала ей, что меня заберет Рэне. Не могла вынести еще одного жалостливого взгляда моей матери.
Я уехала одетой в пижаму и с разбитым сердцем. Дышала сквозь боль и пыталась убедить себя, что это пустяки. Я отказывалась смотреть на швы.
Ничего серьезного.
Ничего серьезного.
Ничего серьезного.
Всю дорогу до своего дома я чувствовала оцепенение. Смотрела на здания и людей, но не видела ничего. Все было в черно-белом цвете.
Весь мой мир был уничтожен. Казалось несправедливым, что все остальные будут так… счастливы. Почему они не страдают со мной? Почему не могут ощущать мою боль? Когда это прекратится?
Ничего серьезного.
Ничего серьезного.
Ничего серьезного.
Чем дольше я мысленно проговаривала это, тем лучше себя чувствовала. Я закрыла глаза и представила свой беременный живот. Это была хорошая мысль, и на секунду я смогла вздохнуть.
Рэне с мамой сошлись в одном: они не хотели, чтобы я оставалась в этом доме. Но я хотела: все в этом мире было у меня отнято, но только не дом. Рэне изо всех сил пыталась заставить меня передумать, но я не поддалась.
Мы въехали на подъездную дорожку. Открыв глаза, я уставилась на дом. Я видела дом и больше ничего.
Когда открыла входную дверь и вошла в фойе, внутри стояла мертвая тишина, но меня чуть не повалил с ног запах хлорки. Можно было услышать, как упала булавка. Это была неестественная тишина, которая наступает после чего-то ужасного.
Дом был пуст, повсюду стояли коробки. Мама сказала, я собиралась выставить дом на продажу и уехать. Я даже представить себе не могла, как это делаю. Мы с Уэсом построили это место, чтобы создать прекрасную семью. С чего бы мне переезжать?
Рэне схватила меня за локоть.
— Ты в порядке?
Я осторожно стряхнула ее руку и слабо улыбнулась.
— Все хорошо. Но нам нужно включить телевизор или радио, а то тут слишком тихо.
— Все уже упаковано, но мы могли бы посмотреть какие-нибудь видео на ноутбуке.
Я поднялась по ступенькам, ненавидя этот дом за его пустоту. Мысленно я слышала мужской голос и смех. Он эхом раздавался в фойе, от чего меня начинало трясти.
— Нам стоит распаковать кое-какие коробки.
Когда Рэне не ответила, я остановилась и оглянулась на нее через плечо.
— Давай будем двигаться постепенно.
Я не ответила. Мы вошли в главную спальню. Она была полностью пустой. Жалюзи были открыты. Солнечный свет заливался внутрь и бежал по полу. В воздухе заплясали пылинки.
— Где мои вещи?
— Понятия не имею. Многие вещи были упакованы и готовы к отъезду. Мы спросим твою мать.