Она широко улыбается, словно понимает о чем я веду речь. Я накрываю дочку одеялом и целую в лобик. Через несколько минут она засыпает.
Кто-то громко стучит в дверь. Она со скрипом распахивается и в комнату входит Кэйт — ночная медсестра. Ей около тридцати, волосы всегда собраны в конский хвост, никакого макияжа. Она — мать троих детей. Каждый раз, когда я вижу ее, она выглядит растерянной и утомленной. Словно «Фэйрфакс» последнее место, где ей хочется быть.
Но Кэйт неплохая. В этом месте есть медсестры и похуже Кэйт.
— Отбой, — громко сообщает она.
Глазки Эвелин распахиваются и тут же снова закрываются. Я испепеляю Кэйт взглядом.
— Зачем ты нарядилась? — спрашивает она.
— Без разницы.
Кэйт щурится.
— Отлично. Мне без разницы. Я плохо себя чувствую и у меня заболел ребенок. Можешь устроить гулянку хоть на всю ночь, мне все равно.
— Если ты больна, то зачем пришла на работу? Ты же можешь заразить мою дочь, — возмущаюсь я.
Кэйт вздыхает.
— Нам бы этого не хотелось, не так ли? — И она протягивает мне пластиковый стаканчик с цветными таблетками.
— Вот.
Не говоря ни слова, я беру стаканчик и проглатываю все таблетки. Затем открываю рот и демонстрирую ей язык. Кэйт даже толком не смотрит. Она забирает у меня стаканчик и уносит его в ванную.
— Тебе пора в постель, — уходя, бросает она через плечо.
Я пользуюсь этой возможностью и выплевываю таблетки. Я перестала принимать их месяц назад. Все три года, что я провела здесь, я постоянно их принимала. Никогда не спрашивала от чего они. Они делали свою работу. Из-за них я впадала в блаженное неведение о мире вокруг меня. Они стирали все вопросы, которые прятались в уголках моего разума, размывали границы дней.
Но с недавних пор вопросы стали звучать громче. Так громко, что даже лекарства не в состоянии их заглушить. Очень скоро мое тело стало вялым, движения начали напоминать движения робота. Все это время в моей голове велась изнурительная война.
Поэтому я перестала принимать их, решив, что вопросы просто испарятся.
Но это наоборот все ухудшило. Теперь вопросы сопровождаются маленькими проблесками памяти. Я осознаю, что в моей жизни так много всего, о чем я не помню. Конечно же, я кое-что помню, но преимущественно это воспоминания из детства. Семья. Подростковые годы. Колледж. Выпускной. Первая работа медсестрой.
Но с того момента, как я стала Викторией Донован — все помутнело. Определенный период моей жизни, будто бы находится за оградой, и я понятия не имею как ее обойти.
И я думаю… нет, я знаю, что существует только один человек в мире, который может помочь мне с этим — это он.
— Ты слышала меня? — Кэйт застыла в дверях. — Тебе пора в кровать.
— Я не могу. Я…
— Я знаю. У тебя свидание, — перебила меня Кэйт, — Бла, бла, бла. Через час приду проверю тебя.
Шансы на то, что она придет позже, очень малы, но я киваю и улыбаюсь, чтобы она поскорее вышла из комнаты.
Но, когда она разворачивается, чтобы уйти, я окликаю ее.
— Кэйт? — медсестра оборачивается.
— Можешь ли ты в следующий раз входить потише? Я пытаюсь уложить свою дочь спать.
Кэйт закатывает глаза.
— Конечно, Виктория.
Через секунду после того, как за ней закрывается дверь, я отодвигаю кровать от стены и запихиваю таблетки в маленькую щелочку в стене. Она не больше, чем кончик ластика. Я случайно обнаружила ее, когда уронила лист бумаги за кровать. Много раз я думала о том, как она там оказалась. Мне нравится думать, что другой пациент проделал эту дырку в стене, чтобы также запихивать туда лекарства.
Я сажусь на самый краешек кровати, каблуки туфель впиваются в линолеум. Часы медленно тикают, поддразнивая меня тем временем, которое я теряю.
Он придет с минуту на минуту. Конечно, он придет.
Снова и снова я напоминаю себе, что должна твердо стоять на своем и не доверять его словам. Если я буду соблюдать эти два правила, он не сможет обольстить меня.
Несмотря на то, что я оживаю только тогда, когда он рядом.
Кожу покалывает.
Сердце бешено стучит.
Но не все его визиты так прекрасны. Порой он обнажает темную сторону своего сердца и мучает меня понимающей улыбкой и загадочными фразами.
Чтобы было проще понять, у него есть дурная черта, которую я просто не могу изменить. Она заключается в том, что все вокруг меня думают, что его не существует.
— Ваш муж мертв… — слова моего доктора всплывают в голове.
Я сжимаю живот и сгибаюсь, напоминая себе, что нужно дышать.