— Почему ты не можешь просто быть послушной?
Я кричу и смотрю в глаза Уэсу. Он стоит справа от меня, опустившись на пол так, что его колени касаются моей руки. Пытаюсь вырваться, но я в ловушке.
Он убирает волосы с моего лица и заправляет их мне за ухо.
— Я же сказал тебе прекратить, не так ли? Все это время я пытался защитить тебя от этого.
Я поднимаю ноги к подбородку и утыкаюсь лбом в колени. Его здесь нет…его здесь нет….его здесь нет.
Это просто мое воображение. Вот что происходит, когда страх берет над тобой верх.
Но он здесь. Он настоящий.
— Они забрали ее, — стону я, — они забрали мою дочь.
— Это исключительно твоя вина.
Голос Уэса, до этого звучавший нежно и мило, становится грубым и жестоким.
— У меня была запланирована прекрасная жизнь для нас. Ты ведь это понимаешь, правда?
Может быть, если закрою глаза, если поговорю с ним, он просто исчезнет.
— Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться, — монотонно повторяю я.
— Прекрати, — рычит он.
Я не прекращаю. С каждым словом, голос становится громче.
— Скоро все закончится, не успев начаться….
— Прекрати это!
Он хватает меня за руки. Трясет меня, кричит, чтобы я замолчала.
Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза…
ГЛАВА 39
Дверь медленно открывается.
Я даже не пытаюсь поднять голову. Я наобум бью рукой по стене, снова и снова. Шорох, который моя ладонь издает касаясь мягкой обивки, — единственное напоминание о том, что я все еще жива и все еще здесь.
— Виктория, мне так жаль.
Доктор Кэллоуэй наклоняется и опускается на колени рядом со мной. На ее лице застыло выражение озабоченности. Я безучастно смотрю на нее.
— Я не знала, что ты провела тут всю ночь. Я бы никогда этого не допустила.
Она кладет руку мне на плечо, и я резко отстраняюсь от ее прикосновения.
— Мне так жаль, — повторяет она.
Доктор Кэллоуэй протягивает мне руку, но я встаю сама. Она не закрыла за собой дверь, и теперь я слышу очень слабые голоса медсестер и пациентов.
— Как долго я была здесь? — мой голос надламывается.
— Только одну ночь. Не больше девяти часов.
Невозможно. Такое ощущение, что прошли годы.
В этот момент в голове всплывает образ Эвелин.
— Где моя дочь?
Доктор Кэллоуэй вытягивает перед собой руки.
— Она в порядке. В порядке.
— Где она?
Теперь в моем голосе звучит безумие. Пока не увижу ее собственными глазами, не успокоюсь. Самое страшное в этой комнате — это разлука. Бесчисленное количество раз я слышала ее крики. Но некоторое время назад, не знаю, когда, они прекратились. И тогда я начала бояться самого худшего.
Знаю, звучит невероятно, но, когда я пыталась нащупать собственный пульс, твердя себе, что если смогу найти его, то моя дочь все еще жива, я не нашла его.
— Где она? — кричу я.
— Виктория, она в порядке. Но мне нужно поговорить с тобой о том, что я нашла в твоем деле. Я…
Губы доктора Кэллоуэй шевелятся, но я не могу расслышать ни слова из-за биения своего сердца. Я стараюсь слушать. На самом деле пытаюсь.
Но мой разум кричит мне, чтобы я нашла свою дочь, и я не могу этого избежать. Нырнув под ее руку, я выбегаю в коридор.
— Виктория! — кричит доктор Кэллоуэй у меня за спиной.
— Я должна знать, что она в порядке! — кричу я и бегу по коридору.
Мне не нужно много времени, чтобы добраться до своей комнаты. Дверь распахнута настежь; один взгляд внутрь — и я понимаю, что Эвелин там нет.
Я быстро иду в сторону комнаты отдыха. В коридоре никого нет. Терапевтическая комната рядом с запертыми дверями открыта. Медсестра вводит в комнату группу дам. Она совершает ошибку, оставляя одну из дверей открытой. Я пробегаю через нее и вхожу в комнату отдыха.
Все взгляды устремлены на меня. Наверное, я выгляжу как маньячка. В данный момент это трудно понять. Моя внешность — последнее, о чем я думаю.
Где она? Где она? Где она? Я оборачиваюсь и вижу Элис. Она стоит рядом со стойкой медсестер. Моя дочь у нее на руках.
Моя дочь.
Элис видит меня. Самоуверенное поведение, которое было у нее, когда она уговаривала доктора сделать мне укол, исчезло. Она выглядит испуганной. Она боится меня.