Опускаю руки, чтобы не затекли. Поворачиваюсь на бок. Чувствую под локтем холодный край кома и вспоминаю, что скачала себе старый кинофильм и перевод, наверное, уже закончился. Можно смотреть. Сейчас выставлю голографический экран побольше и запущу фильм про мальчика-волшебника. Гарри Проктера, кажется. Там много серий. Надолго хватит. Сейчас посмотрю первую. А потом позавтракать и — спать до вечера.
Я люблю старые фильмы. В них все красиво, романтично, наивно и бесхитростно. Просто плакать хочется. Только я слов многих не понимаю. Догадываюсь по смыслу. Но не всегда.
А современные фильмы я не смотрю — в них слишком много насилия, проблем и секса. Очень графически снятого, надо сказать. Со всеми подробностями. А подробностей мне и так хватает.
Только не подумайте, что я жду принца на белом коне. Тем более, что у нас на весь Cпутник — всего одна лошадь. В Зоопарке. Старая, ледащая кобыла с обвислым брюхом. И садиться на нее точно нельзя — упадет и не встанет. Так что я уж лучше одна как-нибудь — спокойнее и проблем меньше.
— Пудель! — громко орет внизу мадам. У нашей хозяйки просто обалденный голос. Оперный. От неожиданности я чуть не скатываюсь с крыши.
— Пудель! Куда ты подевалась! Вылезай немедленно!
Пудель — это я. Пудель — Мудель. У меня эта кличка еще с приюта. Вполне приличная, если задуматься. Потому что маленькая, юркая, с мягким розовым пузом. И светлые кудри штопором на голове. В неуправляемом количестве. Но хвоста нет. А мог бы и быть. При нашей-то радиации. Каждому жителю со спутников Юпитера раз в год вкалывают Антирадиант. Но продолжительность жизни у нас все равно ниже, чем на Земле. Но зато выше, чем на Венере. И это очень радует.
За счет роста и общей субтильности я выгляжу моложе своих лет. Мне пятнадцать. Но Мадам всем, естественно, говорит, что мне двенадцать. А когда мне было двенадцать, то всем говорили, что мне — десять. А когда мне было десять… Когда мне было десять, я еще этаким безвинным цветочком, неухоженным чертополохом, бездельничала в приюте.
На крышу выбирается Пушок. Кот Мадам. Авантюрист и пират. Рыжий наглец с круглыми зелеными глазами. На Земле он бы уже давно ходил в шрамах и с обгрызенными ушами — боевыми отметинами, заработанными в мартовских разборках с дикими соплеменниками. Но у нас на Европе нет диких котов. Кто же это кота на улицу выгонит? Их на улицу не выбрасывают. Только продают. В крайнем случае, завещают родственникам. Или дарят в подарок любимым на День святого Валентина, обвязав шею красным бантом. Каждое животное стоит целое состояние. Плюс налоги за потребление жизненно важных ресурсов. "На заборе сидит кот, поглощает кислород". А кислород еще син-те-зи-ро-вать надо. Немножко из атмосферы, немножко электролизом воды из океана, немножко от фотосинтеза… Но даже чучело домашнего животного дорого стоит. Хотя чучело — это на любителя.
Пушок осторожно трогает меня лапой. Проверяет, жива я еще или уже окочурилась. Потом вытягивается рядом, щекоча руку подрагивающим хвостом. Я чешу его за ухом. Пушок довольно жмурится. У нас с котом хорошие отношения. Я периодически даю ему слизнуть каплю виски с крышки от бутылки. Пушок, как настоящий пират, никогда не отказывается. Если Мадам узнает, что я кота спаиваю — мне конец. Ему уже подобрана невеста. Мадам полагается один котенок из помета. Хорошо бы она котенка оставила. Пушистое, маленькое, теплое чудо. Все девчонки бросятся покупать молоко. И я тоже брошусь. Куда ж я денусь. И молоко в его блюдечко польется именно из моего пакета. Это будет стоить нескольких расцарапанных физиономий. Велика беда! Хотя я обычно мирная. Зачем разводить лишние свары? Все и так знают, что со мной, приютской крысой, лучше не связываться.
Интересно, зачем я Мадам понадобилась? Клиента обслуживать — так уж больно время неподходящее. Только-только день начался. Клиенту сейчас положено отсыпаться после бессонной ночи. Или потеть на работе. Или нянчить детей и внуков. И, в любом случае, оставить меня в покое.
С неохотой поднимаюсь с крыши. Пушок понимающе зыркает круглым глазом. Ему что! Его никто не звал. Отряхиваю короткую юбку. В результате я, кажется, осталась без выпивки. И без кинофильма. И, если карта криво ляжет, то и без завтрака.
— Пудель! Упади на тебя метеорит! Да где же ты!
Ладно, хватит испытывать мадамское терпение. Чтобы на нее саму метеорит упал. Ловко, не задев краев, проскальзываю в круглый люк. Стою в темном коридоре с бесконечной чередой дверей с номерами. Номер двенадцать, с розовым балдахином над кроватью — обычно мой. Три-шесть раз за вечер-ночь. Как повезет. И чаевые — тоже как повезет.