Я иду с задранной головой и, споткнувшись, чуть не падаю вперед. Вадим успевает подхватить меня за локоть. У всех пилотов хорошая реакция. Если что, он меня придавит, как мышь. Даже пискнуть не успею. Мы останавливаемся у одной из блошек. Вблизи она выглядит очень солидно. Внизу капитанская рубка с прозрачным изнутри и затемненным снаружи стеклопластиком по всему периметру. Рубка покоится на восьми коротких пружинистых стойках. Над рубкой — бочонок грузового отсека, покрытый похожим на черепицу материалом. Сейчас бочонок маленький, но скоро раздуется от грузов, которые повезет обратно на Марс, как насосавшееся крови насекомое. Не могу удержаться и трогаю матовый бок блошки. На ощупь он гладкий и скользкий, как будто смазанный жиром. На пальцах остаются следы влаги. Вытираю ладонь о штаны.
Вадим прижимает палец к идентификационной пластинке, и люк корабля гостеприимно распахивается. Внутри вспыхивает свет. По ногам пробегает волна теплого воздуха. Звучит приятный женский голос: «Добро пожаловать». Корабль торопится получше принять хозяина.
Я немного знакома с внутренним устройством блошки. По визору уже три года показывают сериал о буднях команды такого корабля. Направо — крошечный камбуз. Налево — ванная размером с прикроватную тумбочку. На блошке все крошечное. Кроме грузового отсека. Чтобы зараз увезти как можно больше. Вадим ведет меня прямо на камбуз. Может, он тайный людоед, и там меня сразу и съест?
Подвигаю табуретку и сажусь за высокую, не по моему росту, стойку. Ну, и что дальше?
— Есть будешь? — прерывает молчание Вадим. Какой заботливый. Надо же, кто бы мог подумать!
— Буду, — соглашаюсь. Я не завтракала и сколько ждать обеда, не представляю. Я же не знаю, какие у него на меня планы.
Вадим кидает в разогреватель два пакета с сандвичами и включает кофеварку. Принюхиваюсь. Пахнет настоящим кофе. На Европе мы в основном пьем суррогат. Бурда бурдой, между прочим. Вадим ставит передо мной большую дымящуюся кружку и выкладывает на тарелку бутерброд с мясом и сыром.
— Спасибо, капитан! — вежливо улыбаюсь я. Все блошиные хозяева любят, когда к ним так обращаются. Вадим, я думаю, не исключение. И вообще, покажите мне мужчину, не падкого на лесть.
— А выпить у тебя не найдется, капитан? — осмелев, спрашиваю я.
Брови Вадима, как две лохматые гусеницы, ползут вверх. Кажется, он недоволен.
— Не рано ли начинаешь, девочка?
— Ничего не рано. Двенадцать часов. В самый раз. Плесни коньяку в кофе, что тебе жалко, что ли?
Вадим хмыкает и лезет в шкафчик над разогревателем (теперь буду знать, где стоит выпивка), щедро льет в кружку коньяк.
Выпив кофе, доливаю немножко из бутылки в пустую кружку. Давно у меня не было такого замечательного завтрака. Чувствую, как розовеют щеки. На душе становится светло и спокойно. Ну что же. Пора начинать отрабатывать свой контракт. Плюс чаевые. А интересно, сколько Мадам содрала с Вадима за семь дней? Мне же от этого полагаются кровные двадцать пять процентов. Ну и еще сколько этот Вадим от доброты душевной накинет.
Кстати, о душевной доброте, если клиент сам не проявляет активности, надо его немножко разогреть.
Встаю с табуретки. Прежде, чем Вадим успевает внятно высказаться против — cтягиваю свои фирменные штаны. Остаюсь в детских беленьких трусиках с веселенькой аппликацией косолапого медвежонка на попке. Усаживаюсь Вадиму на колени. Он пробует меня отодвинуть. Ха, не на ту напал. Прижимаюсь покрепче. Расстегиваю пуговицы на рубашке.
Pука ныряет за пазуху к широкой, покрытой редкими волосками груди, гладит затвердевшие горошины сосков. Беру большую, снулую как рыба, руку и укладываю между бедер. На правом бедре — длинная царапина. Когда это я? Рука просыпается и тянется дальше. За прохладный хлопок. К влажной, упругой мякоти запретного плода, куда допускаются либо избранные, либо все подряд.
Прикасаюсь губами к жестким, пахнущим табаком губам. Чужой рот поддается моему требовательному, жаркому рту.
— Где у вас тут каюта? — шепчу, на секунду отрываясь от работы, — пойдем туда.
Я знаю, что в блошках обычно одна маленькая каюта. Пилоты спят посменно, так же, как несут вахту. Вторую каюту переделывают в вакуумную камеру для ценных грузов.
Мы валимся на узкую, явно не приспособленную для физических упражнений двух, ну хорошо, пусть полутора человек, койку. Вадим подминает меня всем своим весом. Скрипит матрас. Я тихо вскрикиваю — остался рефлекс с ранних времен, тогда действительно каждый раз было больно. Только бы не начать зевать в самый неподходящий момент. По расписанию мне давно положено спать и видеть цветные сны.