В те югославские времена появился у меня приятель Владо Лазаревич, инвалид, человек, безумно любивший Советский Союз. И меня он любил как представителя великой державы. И помогал мне в журналистских делах, особенно в плане заведения новых полезных связей. Однажды предложил посетить «одно историческое место». Поехали на моей машине.
Небольшое село Бигова в двух десятках километров от фешенебельного курорта Будвы конечно же привлекало внимание своей необычной историей и обыденными трудностями противоречивой жизни. Было еще одно обстоятельство. Практически все взрослое население Биговы носит одну и ту же фамилию — Лазаревич. Поэтому и село в народе имеет еще одно название — Лазаревичи. Исторические хроники утверждают, что первые Лазаревичи появились здесь в конце XIV века, покинув Сербию, находившуюся в те времена под янычарским игом. А сам род Лазаревичей пошел якобы аж от сербского царя Лазара и царицы Милицы. Так или иначе, но фамилия не исчезла под пылью веков, мужчины оставляли сыновей — продолжателей рода, хотя на царский престол уже никто из них больше не садился. Впрочем, нет. В Бигову 20 июля 1712 года зашел русский военный корабль, на котором находился посланник Петра I полковник Михайло Милорадович. Он привез с собой личную грамоту от российского императора сербскому князю Нику Лазаревичу, в которой отмечал заслуги княжеского рода на службе у Петра Великого, даровал князьям всякие торговые привилегии и обещана была защита от иноземцев. Грамота это хранится ныне у адвоката на пенсии Владана Филипова Лазаревича, живущего в городе Которе. Встретились мы с адвокатом в Бигове и даже приехали к нему в Котор, но свидание не состоялось, ибо Лазаревич тяжко захворал и попал в больницу. А историческая грамота существует, это факт, и могла бы она, попади в любой музей, прославить и село Бигова, и его обитателей, живущих в том поистине райском уголке.
Раньше всех просыпаются здесь петухи. Луна еще не ушла с дымчато-серого, не обретшего лазурной окраски неба, а они, разбуженные вечными часами природы, начинают горланить до удивительности пронзительно, перекликаясь между собой. И словно гигантский микрофон, усиливает их разноголосое пение эхо, которое создали округлые холмы, взявшие в свои зеленые клещи синий залив. Вода здесь чистейшая, как слеза младенца. И когда, тарахтя моторами, уходят от пирса рыболовецкие баркасы, оставляя за собой радужные бензиновые пятна, на языке начинают вертеться нехорошие слова в адрес технического прогресса. Словно угадав мои мысли, Йован Лазаревич, директор местной рыболовецкой артели, задумчиво говорит: «Да, раньше под парусами было лучше. Не поганили море». Я напросился к директору на разговор при помощи моего друга Владо, и он назначил мне свидание на пирсе еще до восхода солнца, когда начинается трудовой день его артельщиков. Ловят здесь мелкую сардину, которая высоко ценится на мировом рынке. Да вот только обеднела ею Адриатика.
По мнению Йована, виноваты в этом итальянцы, которые ведут хищнический лов серебристой рыбки, не соблюдая экологических правил.
— Наша артель входит в объединение «Индустрия-импорт», занимающееся ловлей и продажей рыбы, — рассказывает он. — Торгуем и с Советским Союзом на компенсационной основе. Продаем сардины в обмен на морского окуня. Да вот дела у нас идут неважно, сокращается число рыбаков, уловы невысокие, заработок низкий, да и тот съедается проклятой инфляцией. А повышать цены на сардину, чтобы увеличить фонд заработной платы, мы не можем — наша продукция станет тогда неконкурентоспособной. Раньше Бигова была чисто рыболовецким селом, а теперь люди уходят в другие места, оседают на земле. Ранние овощи и фрукты приносят более высокие и надежные доходы. Вот и становятся профессиональные рыбаки землепашцами. Им инфляция не так страшна — обесцененные деньги они с лихвой покрывают повышением цен.