Старая кошатница
Едва выйдя из лифта, я сталкиваюсь с Элеонорой: у нее на руках кот, которого я прежде не видел. Дверь в ее квартиру распахнута настежь, и вонь оттуда уже разнеслась по всей площадке. Не знаю, как только она сама этого не понимает, и самое главное – как она может проводить все свои дни в этом непереносимом смраде. Элеонора – одна из тех старушенций, что видишь на улице с картонной тарелочкой корма в руках, озирающихся у припаркованных машин, и ее квартира теперь превратилась в приют для кошек с трудной судьбой. По правде говоря, те немногие, которых я видел, были в прекрасной форме, но поскольку она утверждает, что вынуждена приносить их домой, потому что они ранены или больны, я предпочитаю не вмешиваться. Знаю лишь, что частенько то один, то другой ее кот или кошка пытаются совершить побег, чтобы выбраться на свободу – подальше от эгоистичной любви своей тюремщицы.
Порой случается, что мне достаточно только войти в подъезд, чтобы понять, что несколькими этажами выше у Элеоноры открыта дверь в квартиру. Разумеется, с таким количеством этажей, где могла бы обитать выжившая из ума старушка-вдова, которой не хватает любви и тепла, именно мой должен был принять на себя это бремя.
На моем лице все еще написано отвращение, когда она приветливо здоровается со мной.
– Привет, Элеонора, – здороваюсь я в ответ, нащупывая ключи в кармане пальто.
Я пытаюсь не дышать, моя жизнь сейчас зависит от того, сколько времени мне потребуется, чтобы выудить связку ключей и попасть наконец к себе домой. В моем возрасте я способен задержать дыхание лишь на несколько секунд. Однако к моему сожалению, происходит то, что – как я надеялся – не должно было произойти: Элеонора заговаривает со мной, и мне приходится сделать вдох, чтобы ей ответить.
– Это Джиджо, – произносит она с улыбкой, показывая мне кота, который, судя по всему, испытывает не меньший дискомфорт, чем я сам.
Я гримасничаю, изо всех сил пытаясь бороться со зловонными испарениями, проникающими мне в ноздри, и отвечаю:
– Еще один жилец?
– Да, – тут же откликается она, – это новенький. Бедняжка, на него напала собака и чуть его не загрызла! Я спасла его от верной смерти.
Я окидываю взглядом кота, который спокойно и сосредоточенно смотрит куда-то вдаль, и спрашиваю себя, не планирует ли он уже в уме свой побег. Мгновение спустя из квартиры Элеоноры выкатывается парочка лет под пятьдесят – она с крашеными волосами и накачанными силиконом губами, он лысый, в то и дело сползающих с носа очках с толстыми стеклами, – и здоровается со мной, прежде чем протянуть руку моей соседке для сердечного рукопожатия. Элеонора, однако, никак не реагирует ни на их приветствие, ни на рукопожатие.
По парочке видно, что оба они заставляют себя улыбаться и держать себя любезно, но на самом деле они в ужасе от зрелища, только что представшего перед их глазами. Они прошмыгивают мимо нас в сторону лифта, напоследок робким взором окидывая площадку и меня самого – вероятно, спрашивая себя, как я могу водить дружбу с кошатницей, но самое главное, как я могу быть ее соседом. Однако мое удивление гораздо больше: вот уже много лет я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь выходил из квартиры Элеоноры Витальяно – только муж, но это было целую вечность назад. Такого не случалось никогда, и тем более не было никаких молодых людей или, во всяком случае, моложавых. Ни одного человека, который не скривился бы от отвратительной вони. Но в этом отличилась и нынешняя парочка.
– Кто это был? – с любопытством спрашиваю я, когда за ними закрываются двери лифта.
Насколько я знаю, у Элеоноры нет никого, кто бы о ней заботился. Детей у нее точно нет, муж давно умер, а родственников я никогда не видел.
– Что? – переспрашивает она.
Элеоноре приблизительно столько же лет, сколько и мне, и она глуха как тетерев, так что в тех редких случаях, когда мне приходится с ней говорить, я вынужден повторять или перефразировать сказанное, повышая соответственно при этом свой голос.
– Я хотел знать, кто были эти двое, – снова говорю я.
– А, эти, – бросает она, отпуская кота, который тут же проскальзывает в квартиру и исчезает в коридоре. – Они приходили посмотреть квартиру.
– А ты что, ее продаешь?
Элеонора нерешительно смотрит на меня. У нее нечесаные волосы, седые усики над губой и покрытые синими венами руки с изуродованными ревматизмом пальцами, похожими на когти.
– Ты решила уехать отсюда? – снова приходится повторить мне, еще сильнее повысив голос.
– Нет, конечно, да и куда я поеду? Это мой дом, и я хочу здесь умереть. Как тебе в голову такое пришло. – Я вопросительно смотрю на нее, и тогда она продолжает: