Тогда я понял, что больше никому не нужен в этой жизни. Никому, я один.
Единственный пункт, который я соблюдал — это юриспруденция. Последнее желание деда, чтобы я стал адвокатом, но я ненавидел эту профессию из-за того, что отец сам имел такую профессию и уже долгое время метил на место президента коллегии адвокатов.
Я ненавидел эту профессию ровно столько, сколько ненавидел родителей. Моё осознание началось с того, что деньги решают всё. Я изменился. Стал оторвой, тусовщиком, но никак не будущим адвокатом. Выпивка, машины, деньги, тусовки, девочки, секс — стали для меня неким барьером от ненавистной жизни «выродка», которого заставили силой появиться на свет.
Гнев. Один из смертных грехов, но для меня это стало спасением. Стычки были для меня нормой, и я стал бомбой замедленного действия. Тиканье в голове уже не бесило, я привык к нему за столько лет.
Я столько раз был на волоске от смерти, но всегда меня что-то останавливало. Словно ещё рано, словно нужно ещё подождать.
Двадцатилетнему парню, который связался с плохой компанией жить стало легче. Я погряз в этом дерьме настолько, что периодически захлебывался в собственном дерьме, которое окружало меня.
Всё продолжалось год, пока у Кэмерона не кончилось терпение. Он вспомнил спустя двадцать один год, что у него есть сын. Мать тоже неожиданно захотела частью моей жизни. Их стало слишком много, чересчур много контроля. Я пытался, правда, но всегда слышал лишь «ты не сможешь, ты ошибка». Когда всю жизнь слышишь подобное, начинаешь верить в то, что ты такой.
Ты ничего не можешь.
Ты ошибка.
Но однажды в мою жизнь вернулся человек, который помог мне переосмыслить многое. Засранец по имени Питер Браун. Мы общались с самой школы, а потом я пропал... связавшись не с теми людьми. Он вытащил меня за шкирку. Дал стимул подумать о том, а что если бы... И я уехал. Снова бросил его. Мне нужно было подумать, но в другом городе... университете... я ушел в себя. Стало хуже.
Началась депрессия. Я чуть не подсел на психотропные, чтобы вернуться, но однажды мой заблудший отец явился на порог моей квартиры и выволок меня на улицу. Просто приехал папуля, назвал сопляком и засунул в тачку. Ни здравствуй сын, ни как дела. Просто сказал, что меня переводят. Затяжную депрессию вылечили за месяц, а потом началось лето.
Питер снова стал моим другом, который таскался за мной везде, увозил домой вдрызг пьяного, останавливал меня, чтобы я не влипал в неприятности. Образ «мажорчика» приклеился ко мне. Звезда среди молодежи. От девиц не было отбоя. Имидж плохого парня и деньги скрывали то, что я проходил. Я был не здоров, до сих пор.
Вот мы и подошли к самому интересному. Реальность. Сейчас мать решила включить в себе мамулю и допекает меня своей любовью. Отец, как и раньше, слова доброго не сказал. Я снова был один. Только Питер всегда был рядом и знал, что мои бредовые идеи приводят меня к тому, что я либо попадаю за решетку, а папуля отмазывает, либо огребаю по полной.
Начал искать сам приключения, привлекать к себе внимание и получал его. Не такое, какое хотел, но я его получал. Недолюбленный, сломленный сын, который нужен лишь лучшему другу и родителям, ради публики и статуса.
Моё депрессивное состояние не проходило из-за осознания того, что я не умею любить. Я не знаю что такое отношения, любовь между мужчиной и женщиной. Даже думал, что моё ледяное сердце никогда не оттает. Но я ошибся.
Когда пришло принятие, я вернулся к первой стадии. Отрицание. Оно снова началось. Я не мог поверить, что кто-то способен выворачивать меня изнутри. Я отрицал это до тех пор, пока не увидел её улыбку в коридоре. Она говорила с коллегой, а на её лице было счастье.
Я стал маньяком.
Постоянно наблюдал.
Два месяца, я не находил себе места, искал поводы, чтобы сблизиться, увидеть её близко, очень близко, почувствовать запах, дотронуться. Но нас разделяла пропасть. Десять лет разницы и отношение в обществе.
Я студент.
Она профессор.
Моя белокурая бестия.
Она стала для меня стимулом жить дальше.
Словно все перестало существовать. Неожиданно полюбил учебу, перестал одеваться как черти кто. Даже мать с отцом стали удивляться моему поведению. А мне было отчасти плевать на их мнение.