— Хватит уже извиняться, Кэрол! До тошноты противны твои вопли! Хватит рыдать, — размахивал руками отец, а я прикусила палец. — Ты первая начала! Ты первая, слышишь?
— Тэд, прости. Я сглупила! Ошибка! — вопила мама, вытирая слезы со щек, но отец уже шел в мою сторону.
Он замер возле меня и печально вздохнул, когда посмотрел на меня. Он протянул ладонь и погладил меня по щеке.
— Пап, что происходит? — крикнула я ему вслед.
Мать рыдала сидя на траве, а я побежала за отцом, который был молчалив, как никогда. Мой лучезарный папа стал хмурым как ночь. Я отчаянно пыталась ухватить его за руку, но он одергивал руку, словно я была чужая.
— Пап! — закричала я, а он замер на лестнице.
— Кларисса, мне очень жаль, детка, — хмыкнул отец и опустил голову.
Он начал дальше подниматься по лестнице, а слезы душили. Я понимала, что это конец. Папа уходит. И что теперь будет?
Через мгновение он вернулся, спустил чемоданы и присел рядом со мной на лестнице.
— Котенок, — обняв меня за плечи, прошептал отец, — Я ухожу. Ухожу навсегда из этого ненавистного дома. Прости меня, котенок.
— Пап, — шмыгнула я носом, — Я ведь люблю тебя. Как я без тебя? Я ведь папина девочка!
— Детка, запомни... — он вытер слезы с моих щек, — Любовь-это боль. Когда ты любишь очень сильно ты думаешь, что всё будет так всегда. Всё прекрасно и замечательно, но всё меняется. Однажды ты поймёшь, что любовь делает тебя слабой, и ты проиграешь. Ты проиграешь своим чувствам и наделаешь глупостей. Ты должна думать всегда только о себе, всегда должна идти к цели с высоко поднятой головой.
Закончив свой монолог, он поднялся со ступеньки и, проведя мне ладонью по волосам ушёл. Ушел и забрал всё, не оставив ничего.
Вместе с ним ушло что-то и от меня. Я впервые поняла, что такое потерять любовь.
Наше время
Мнoгиe вocпринимaют вeрнocть cлишкoм буквaльнo. A вeдь быть вeрным, этo нe прocтo «нe хoдить нaлeвo». Вeрнocть — этo кoгдa вce oтвeрнулиcь, ocтaтьcя рядoм; этo пoнимaть тaм, гдe нe пoймeт никтo. Этo пoддeрживaть дaжe тoгдa, кoгдa ты уcтaл. Этo cлушaть тoгдa, кoгдa ты cлышaл эту иcтoрию ужe дecять рaз. Вeрнocть — этo дaть мудрый coвeт и вoврeмя прoмoлчaть тoгдa, кoгдa этo нeoбхoдимo. Вeрнocть — этo бoльшe, чeм прocтo быть рядoм. Этo быть внутри. В caмoм ceрдцe и душe. Этo знaть кaждую бoль и чувcтвoвaть дaжe мимoлётнoe cчacтьe. Вeрнocть — этo умeть гoвoрить прaвду, быть иcкрeнним и чecтным дaжe тoгдa, кoгдa этo cлoжнo. Имeннo пoэтoму вeрнocть — этo ocнoвaниe oтнoшeний, бeз кoтoрoгo oт них ocтaнeтcя oднo нaзвaниe.
Я ценю «верность» в людях и ненавижу, когда люди лгут в выгоду себе. И стоя посреди кабинета ректора, я слушала о том, что натворила.
Конец марта не сулил ничего хорошего. Меня отчитывали как провинившуюся школьницу за то, что я веду интимную связь со студентом.
Фотографии, рассыпанные на его столе не доказывали ничего из перечисленных обвинений. Да, там были мы в кафе, на улице, но ничего компрометирующего не было.
Меня обвиняют в сексе со студентом. Позор. Но после нового года на протяжении трех месяцев мы всё так же были на стадии «друзей». Кроме невинных поцелуев ничего не было. Крис держался как скала. Хотя я и иногда давала маху. Тяжёлые обвинения бередили душу и я понимала, что кто-то меня предал. Вывернул меня. Как объяснить, что это лишь общение? Никак! Всё что нужно уже лежит на столе у ректора.
— Это ложные обвинения, ректор Смит. Клянусь, — монотонно пробубнила я.
— Тогда как вы объясните эти фотографии? — он ткнул мне в лицо фотографиями, а я тяжело вздохнула.
— Мы просто общаемся. Ничего больше, клянусь.
— Общение со студентом? Вы в своем уме? — завопил ректор, а я была готова провалиться сквозь землю.
— Это запрещено?
— Нет, но вы могли подумать головой? Что теперь будет с университетом? Повесят ярлык, что здесь профессора крутят со студентами! Это позор, Уилсон! — вопил ректор, а я лишь кивала. — Если бы это было на уровне университета, я бы закрыл глаза, возможно, но это прислали в департамент образования! Нас ждет проверка, а вас, возможно, лишат адвокатской лицензии и право преподавать.
Я сжалась от дикого смущения и ужаса. Кто-то очень хотел, чтобы всё было так. Департамент не оставит меня в покое. Начнется проверка, меня отстранят, уволят, я буду посмешищем. И всё из-за чего? Из-за того, что я влюбилась в студента? Это катастрофа.
— С сегодняшнего дня вы отстранены. Пока ведется расследование вы не имеете права ступать ногой в стены университета, — ректор Смит тяжело вздохнул, — Мне очень жаль Клэр, но дело, возможно, дойдет до суда. Кто-то очень хочет, чтобы это дошло до огласки. И на университетской проверке всё не остановится.
Я сглотнула слезы отчаяния, чтобы не показать насколько была разбита внутри. Я ничего постыдного не сделала. Ничего не нарушила. Меня обвиняют в том, чего не делала. Реального контакта не было. Поблажек не было. Я не возвышала его из всех.