Мы взбираемся по старой и скрипящей лестнице. Вокруг меня маячат тени. Я дрожу и сильнее запахиваю халат. Я начинаю сожалеть, что покинула свою спальню, кода Альберт, наконец, останавливается и открывает тяжелые деревянные двери.
- Здесь.
Он показывает в темноту. Вот дерьмо. Может быть, это уловка Брента. Его план закрыть меня здесь, как сумасшедшую узницу какого-нибудь готического романа. Никто не знает, что я здесь. Они могут всем сказать, что я просто уехала и …
Альберт щелкает выключателем и, чердак заливает мягкий свет. Кругом коробки и старая, укрытая пыльной тканью мебель. Понятно, что здесь никого не было годами.
- Если что-то осталось, оно должно быть здесь, – Альберт неопределенно кивает на сокровищницу хлама.
- Спасибо, – говорю ему я, когда старик уходит. Я слышу, как его шаги удаляются по лестнице, а потом я остаюсь одна на жутком чердаке.
Откуда начать?
Я начинаю заглядывать в коробки, рассматривать безделушки. Невероятно, что оставлено здесь собирать пыль: первые издания книг в твердом переплете вперемешку со стопками рассыпающихся газет, мебель, выглядящая как бесценный антиквариат, укрытая простынями, побитыми молью.
Это невообразимо, но так же и печально. Это жизнь старика, убранная в коробки: нерассказанные воспоминания, спрятанные в каждой вещи, истории, которых я могла никогда не узнать.
Спустя какое-то время копания в хламе, я, наконец, отхватила джекпот: коробка со старыми фотоальбомами, спрятанная под лавочкой. Старые фотографии людей, которых я не узнаю, позирующих на семейных пикниках и школьных мероприятиях. Но вскоре я нашла Эшкрофта. Молодого, но все же узнаваемого. Здесь он гордо стоит рядом с потрепанной машиной, ему 18 или 19. На нем устаревший костюм, у него густые черные волосы и смеющиеся глаза.
Я пытаюсь представить жизнь вне этих фотографий, жизнь застывшую во времени. Несколько фотографий, на которых он еще с одним мужчиной, его лучшим другом, наверное. На всех фотографиях они всегда вместе и всегда с улыбками, есть даже несколько с семьей незнакомца: милая молодая жена и двое маленьких мальчиков. Я даже могу сказать, что они были близки: праздничные фото в одинаковых свитерах, игры на озере во время летних каникул.
Интересно, кто этот мужчина, и оставались ли они друзьями до самой смерти Эшкрофта. Есть несколько подписей под фотографиями пары – Эми и Джек, гласила одна подпись, и я сделала заметку в уме спросить про них. Возможно, этот Джек может рассказать мне больше про Эшкрофта. Может быть, он даже знает, что случилось с моей мамой.
Потом альбом внезапно заканчивается. Пустые страницы, фотографий больше нет. И когда я беру другой альбом, понимаю, что он старше: Эшкрофт выглядит старше, с новой женой рядом с ним. Одежда более дорогая, дом выглядит больше. Отпуск за рубежом и фантастические машины. Он добился всего, но от старых друзей нет и следа.
Что случилось?
Я кладу фотографии в сторону для сохранности и переключаю внимание на стоящую в углу коробку, почти спрятанную от взглядов. На первый взгляд, мне кажется, что это поеденные молью свитеры, но под тряпками я нахожу металлическую коробку, набитую старыми письмами и папками.
Скрестив ноги я сажусь, устроившись поудобнее, начинаю рыться в бумагах. Это старая переписка Эшкрофта, которую он вел много лет назад. Пролистав старые памятки компании и заказы, я была шокирована, обнаружив нацарапанную от руки надпись на странице, исправления ошибок Эшкрофта.
Это была моя мама. Мое сердце подпрыгнуло. Это первое доказательство, которое я увидела собственными глазами, что она действительно его знала. Кроме теста ДНК и трудовой книжки, все мои умозаключения о том, что случилось между ними, сводились к предположению, подтверждающему теорию Джастина, что у них была тайная интрижка, когда он был ее боссом.
Но вот оно, здесь.
Я с нетерпением просматриваю бумаги. Ничего особенного, просто заметки о заказе ужинов и телефонные сообщения, но я могу представить ее за ее столом, отвечающей на звонки и печатающей отчеты.
Я чувствую боль и печаль. Я каждый день скучаю по маме и папе. Впервые после аварии боль была невыносимой. Месяцами по утрам я не могла вытащить себя из кровати. Потерять всех, кого я любила, просто немыслимо, но потом с каждым днем мне становилось легче. Сейчас я могу думать о них с любовью и нежностью, а не с разрушающей болью потери.
Я искала намек на отношения мамы и Эшкрофта, когда нашла пакет писем, адресованных ей знакомым почерком Эшкрофта.
У меня замерло сердце, когда я просмотрела письма, читая любовную записку Эшкрофта. Да, любовную.