Тёмный провидец поглядел в сторону кабины пилота, перед которой на сидении стрелка расположились Ангелика Ординат и Фиррис Ватор, а затем кивнул в ответ на вопрос, жестом показав начать с него самого.
Ментальное обследование каждого внутри Темнокрыла заняло около двадцати минут и, как ожидалось, десантники были в норме, хотя психическое здоровье двух из четырёх новых сынов Кёрза оставляло желать лучшего, а вот кто пострадал, так это Ангелика, на чьей душе остался заметный, словно гниющий шрам, след от столкновения с Хранителем Секретов. Фиррис при этом не только сохранила рассудок, но и, кажется, стала сильнее, потому что у неё отклонений, сверх тех психологических травм, которые были раньше, библиарий не обнаружил.
Когда Янтарь закончил с живыми, обратил внимание на другие детали. Меч, содержавший ранее демона, теперь был пустым сосудом, но по какой-то причине не сломался и не рассыпался, как должно было быть с подобным оружием, а сохранил некоторые свойства, которыми обладал, когда сущность варпа наполняла его, и был вполне пригоден для использования, если бы нашелся кто-то достаточно смелый для этого. А двуручник Ноа, которым тот убил дредноута Хаоса и который лежал рядом со стазисной капсулой капитана, исказился. Широкое плоское лезвие теперь напоминало изрытую кратерами поверхность луны и кратеры эти, если приглядеться, складывались в подобие страдающего лица.
— Ангелике Ординат я советую стирание памяти о встрече с демоном, а меч брата Ноа лучше уничтожить или выбросить в космос, — негромко произнёс эпистолярий, отозвав говорившего с Нарасином Тлена в сторонку. — Остальные в пределах допустимой нормы.
— Я приведу её к тебе, если она будет согласна на это, — шепнул в ответ хранитель тишины, — а судьбу своего меча Ноа решит сам, когда придёт в себя.
Янтарь не был уверен, что с такими повреждениями штурмовой капитан выживет, но, раз оракул говорил так, то, возможно, он знает лучше.
— Что ты собираешься делать с этими Повелителями Ночи? — решил таки узнать библиарий.
— Убедить, — коротко ответил Тлен и по его взгляду Янтарь понял, что сделать это может оказаться нелегко. Точнее даже было бы сказать, что хранитель тишины не знает как это сделать.
Эпистолярий задумался на мгновение, нужно ли дать провидцу совет, но решил в итоге, что тот справится сам.
— Хорошо. Оставляю вас, — кивнул Янтарь и развернулся, чтобы уйти, когда Тлен положил ладонь ему на плечо.
Пришлось остановиться и обернуться к нему.
— Я крайне редко ошибаюсь, но с братом Ноа ошибся. Он должен был погибнуть там, — признался оракул настолько тихо, что даже улучшенный слух космодесантников не помог бы ничего различить на расстоянии больше метра, и видно было по лицу, что ему сложно смириться с этим фактом. — Император позволил ему выжить.
Редко можно было увидеть Тлена неуверенным, но именно таким он сейчас и был. Почти таким же, как когда библиарий впервые его увидел. Но разве сам Янтарь не испытывал сомнений, столкнувшись со своим прошлым внутри скитальца? Какими бы могучими не сделали их дары Императора, души у всех оставались человеческими и могли подвергаться смятению.
— Император защищает тех, кто для Его целей важен, — согласился Янтарь, бросил взгляды по сторонам и подался ближе к собеседнику, наклонившись к нему так, что лбом едва не коснулся его лба. — Сейчас у нас обоих есть другие дела, но я хочу знать что произошло у вас и магистру тоже будет нужно услышать об этом. Встретимся, когда он призовёт нас и вместе придём к решению. До тех пор пусть всё идёт своим чередом.
Тлен вдохнул глубоко и на выдохе кивнул.
— До встречи, брат.
LXXXIX
В забытье было много приятного, когда жизнь в последнее время для тебя похожа на череду досадных поражений, в каждом из которых ты не имел шансов на победу с самого начала, но даже этой малости его лишили, когда тело вздрогнуло от разряда электричества, пропускаемого через него. Гальярд напрягся, но не почувсвовал ничего, потому открыл глаза, но ничего не увидел, кроме мутной чернильной тьмы, окружавшей его со всех сторон. До его слуха доносились какие-то звуки, но они были похожи на разговоры за стеной и, даже напрягаясь, он ничего не мог разобрать пока что-то не кольнуло внутри головы.