– О чем таком вы говорите?
В этой узкой комнате Тристан вдруг стал казаться выше ростом, шире в плечах и раздраженнее, чем обычно. С легкой черной тенью щетины на подбородке и сверкающими черными глазами он походил на дьявола. На нем была свободная рубашка с завернутыми до локтя рукавами, открывающая его мускулистые, покрытые темными волосами руки. Спутанные волосы и слегка помятое лицо заставляли думать, что он только что поднялся с постели.
Его взгляд устремился на нее.
– Что все это означает, Фе?
– Вы опоздали, Толбот. – Она продолжала говорить низким голосом.
– Опоздал? – Он принялся разворачивать рукава рубашки. – Куда я опоздал?
– К чаю, – бросила она, возвращаясь к дивану. – Вы опоздали на три недели.
В комнату вернулся слуга Тристана, он принес красный шелковый халат.
– Аглоу, ступай, мне нужно поговорить. – Тристан взял у него халат и облачился в него. Слуга послушно кивнул своей большой головой и исчез. Через несколько мгновений где-то вдалеке послышался скрип лестницы и тяжелые шаги.
Тристан снова перевел свой пылающий взор на Федру.
– Прошу прощения, Федра, – сказал он, и его голос слегка задрожал от сдерживаемой ярости. – Но я не привык встречать леди в мятых рубашках с закатанными рукавами.
Глаза Федры скользнули по красному халату.
– Я видела вас и в менее официальном костюме, Толбот, – проговорила она. – Или вы уже забыли об этом?
– Я ничего не забыл, – бросил он. – Но у вас должна быть веская причина для того, чтобы вот так нагрянуть ко мне.
Его слова укололи ее, Федра почувствовала себя униженной. Она-то, разумеется, надеялась на другой прием. Но как бы то ни было, Федра смело встретила его взгляд.
– О-о, – сказала она, – у меня более чем веская причина.
Неожиданно на его лице отразилась смесь самых разных эмоций. Радость? Испуг? Он быстро подошел к ней и схватил ее за руку.
– Фе, Господи… Боже мой…
Та горячность, с которой Тристан произнес эти слова, поразила ее до глубины души. Она перехватила его быстрый взгляд, скользнувший по ее животу, и все сразу поняла.
– О-о, – прошептала она, хмурясь. – Тристан, нет. Не это.
Он внимательно посмотрел на нее, его взгляд был каким-то умоляющим и слегка настороженным. Но чего он желал? О чем мог умолять ее?
– Три недели, ты говоришь. – Он по-прежнему смотрел ей в глаза. Внезапно он как-то обмяк, выражение его лица смягчилось. – Но… – он на мгновение замялся, – но это слишком маленький срок, ты пока не можешь знать…
Он отошел к окну и стал смотреть на улицу. Федра последовала за ним.
– Послушай, – сказала она, – я точно это знаю. Тебе не нужно волноваться.
– Но как я могу не волноваться? – Тристан повернулся к ней, его глаза полыхали, как два угля. – Я действительно волнуюсь за тебя, Федра. – Он снова бросил на нее пылающий взгляд. – Я не такой негодяй, каким меня все считают.
– А меня сейчас занимает ребенок, который уже существует, а не тот, которого никогда не может быть. – Она положила ладонь ему на руку, красный шелк заструился под ее пальцами. – Тристан… у меня… у меня не может быть детей. Я бесплодна. Ну, по крайней мере так считает доктор. Так что не забивай себе голову несуществующими проблемами.
Он снова посмотрел на нее взглядом, проникающим в самое ее сердце.
– Бесплодна? – эхом повторил он. – Но откуда ты знаешь это?
Федра посмотрела на дверь, за которой несколько минут назад исчез слуга.
– Это длинная история, – ответила она. – Однажды я заболела, простыла, и у меня была лихорадка, после чего возникли осложнения. Вот и все, никаких секретов. Теперь ты знаешь…
– Но, как я понимаю, это еще не все, – твердо проговорил он. – Но если ты не носишь моего ребенка, то тебе лучше уйти.
– Я просто поражаюсь тому, как быстро ты превратился в тирана, указывающего другим, как им себя вести, – проговорила Федра, убирая руку. – В то время как сам ты… Целых три недели ты не давал мне о себе знать. Ты просто исчез, хотя обещал держать меня в курсе всего происходящего.
Он принялся шагать по комнате.
– О нет! – В его голосе послышалось предупреждение. – Ты не сможешь во всем этом обвинить меня.
– Значит, ты всегда так ведешь себя? Это твой стиль? – бросила Федра. – Сначала ты набрасываешься на женщину, подчиняешь ее своей воле, а потом начинаешь диктовать свои условия и заключаешь такую сделку, какая выгодна тебе одному.
Он резко повернулся, подол его халата на мгновение надулся куполом.
– Я не диктовал никаких условий, и никакой сделки мы с тобой не заключали, – стиснув зубы, проговорил он и ткнул пальцем в направлении Федры. – Я ничего тебе не обещал. И поверь мне, Фе, если бы ты была подчинена моей воле, то сейчас ты уже давно лежала бы на этом самом диване.
– Сейчас не время предаваться пустым фантазиям, – возразила она. – Разве не ты говорил мне, что мы будем вместе искать Милли?
– Нет, моя дорогая, это сказала ты. – Он стоял перед ней, высокий, стройный и сердитый, что так шло ему. Его губы были плотно сжаты, отчего он казался неумолимым и глухим ко всяческим возражениям. – Послушай, Федра, возможно, я и в самом деле негодяй, но я никогда не даю женщинам обещаний, которые не могу выполнить.
Она отвернулась.
– Тристан, ты поклялся…
– Нет, я только сказал, что постараюсь выяснить, что с ней случилось, – прервал он Федру, а затем рывком повернул ее к себе. – И еще я попросил тебя не вмешиваться в это опасное дело. Неужели это так трудно понять? Ты мне не доверяешь?
– Я не знаю, сэр. – Она выпрямилась и приняла официальный вид. Прикоснулась рукой к своей щеке. – Вы ведь в последнее время так заняты с миссис Неббетт. Возможно, у вас просто нет времени заниматься другими делами.
– Все не так, Фе. Я провел с миссис Неббетт лишь утро, пытаясь получить у нее нужную мне информацию. – Его голос резко взвился вверх, и последние звуки были больше похожи на крик. – А последнюю ночь я провел в молитвах рядом с постелью моего умирающего отца. И мне совсем не нужны твои указания, Фе, как мне лучше выполнять мою работу.
– Тристан, я…
– В этом деле твоя помощь мне не нужна, – еще громче произнес он. – Я не собираюсь играть в эти детские игры с переодеваниями, которые могут закончиться гораздо трагичнее, чем ты можешь себе вообразить. Если ты не остановишься, то в следующий раз из реки могут выловить твое тело с перерезанным горлом. Ты меня понимаешь, Фе? Ты хорошо меня понимаешь? – Он с силой дернул ее за руку, чтобы придать вес своим словам. Но кажется, это было уже излишним, ее лицо почти моментально покрылось смертельной бледностью.
Она подняла руку и прикоснулась ко лбу, почувствовав, как жесткая челка парика, который Агнес позаимствовала у Дженни, чиркнула по коже. Все вдруг показалось ей таким нелепым, таким глупым… И таким незначительным.
– Прошу прощения, – с трудом выдавила из себя Федра. – Твой отец… он… он умер?
– Он умер, – без всякой интонации и без признаков каких-либо эмоций ответил Тристан.
Федра подняла голову и увидела, что глаза Тристана подозрительно заблестели. Она не ожидала этого и поэтому была удивлена.
– О Господи! – Она положила ладони на лацканы его халата. – О, прости, пожалуйста, Тристан, я не знала. Мне очень жаль.
В комнате на мгновение воцарилась мертвая тишина.
– Об этом не знает никто, – наконец выдохнул он.
– Никто?
– Только врач и дворецкий. – Тристан положил ладони Федре на плечи. – Пока об этом не должен никто знать. Ни одна живая душа. Так нужно для дела.
Она шагнула назад, ей сразу же захотелось задать вопрос: «Почему?» Но застывшая в его глазах боль заставила Федру промолчать.
– Мне очень жаль, – снова повторила она. – Вероятно, ты очень любил его. И он тебя.
Тристан затряс головой. Снова посмотрел ей в глаза.
– Думаю, я совсем не любил его, – сказал он. – И отец отвечал мне тем же.
– Но, Тристан, это ведь не может быть правдой. – Она прижала ладони к его небритым щекам. – Его смерть заставляет тебя страдать, я вижу это. Люди часто не показывают своих чувств, но это не значит, что они их не испытывают. Мы все просто слишком боимся обнажиться, боимся, что нам причинят боль, что нас оттолкнут, если узнают нас настоящих. Твой отец, вероятно, был не из тех, кто открыто демонстрирует свои привязанности. А потом, я не понимаю, как он мог не любить тебя. Как можно не любить тебя…