— Удачи. Надеюсь, сработаемся.
В меде мы с ним неплохо ладили. Звёзд он с неба не хватал, но был упёртым, и смог доучиться до конца. А я — хватал. Но карьера моя теперь на паузе. Как и личная жизнь.
Синицын уходит, оставляя меня одного. Изучаю свой кабинет, проводя инспекцию и записывая в блокнот всё, чего мне здесь не хватает для нормальной работы.
— Степан Дмитриевич, — заглядывает медсестра с ресепшена. — Можно?
— Конечно.
Молоденькая брюнетка, взгляд цепкий, игривый.
— Я — Зоя.
Киваю.
— До обеда, — заглядывает она в блокнот, — массаж шейно‑плечевого отдела… общий массаж тела…
Она перечисляет, стреляя в меня заигрывающими взглядами.
— Давай так. Ко мне ты отправляешь тех, кто посложнее, а к… Как его?
— Гарин?
— Да, Гарин.
Не понравился мне мой коллега. Пока курили, скормил кучу утомительной и несъедобной пошлятины про свои подвиги.
— Вот к Гарину всех, кто на релакс, а ко мне всех, кому поправить здоровье. По возможности.
— Я поняла, — улыбается она. — Там мама с девочкой тринадцатилетней записались. Сотрясение у неё.
— Вот! Отлично. Этих ко мне.
— И беременная с растяжением…
— И её ко мне.
— А ещё мужчина… Что‑то там особенное у его жены, хочет лично поговорить со специалистом. Именно с Вами.
— Тогда — тоже ко мне.
— А кофе хотите?
— Кофе, прекрасная Зоя, делает твои кости хрупкими и организует тебе дегенерацию каркаса подкожно‑жировой клетчатки. В народе — целлюлит. Поэтому не пей, Зоя, кофе и никому не предлагай.
— А что предлагать?
— Чай, лучше — зелёный. Без сахара.
— Может, Вы ещё и не курите?
— От перфекционизма Бог миловал. Курю. Врачам положено саморазрушаться. Для вселенской гармонии.
— Хорошо…
— Чего ж хорошего?
— Потому что я — тоже курю.
Хорошенькая…
Морщась, трёт шею, пытаясь размять её сзади пальцами.
Ай… какой прозрачный ход, Зоя! Ты б ещё экстренно ногу подвернула…
Мне хочется закатить глаза, но я сдерживаюсь, исследуя, как далеко она зайдёт.
— Кресло неудобное… — закусывает губу. — Поправите шейку, Степан Дмитриевич?
«Шейку матки?» — практически саркастически вылетает у меня. Но я опять сдерживаюсь.
— Можно просто Стеф.
— Стеф…
Подхожу к ней в упор и, глядя в глаза, сжимаю шею, вдавливая средние пальцы в подчерепную впадину, а большие под челюсть. Тяну вверх под её тихий писк, делая несколько едва ощутимых вращательных движений.
— Расслабься…
— Ооо… — выдыхает Зоя.
Спускаюсь на трапецию, вдавливаясь в нервные окончания пальцами, в несколько плавных движений разминаю застывшие мышцы.
— Так лучше? — поднимаю бровь.
С энтузиазмом кивает.
— Руки у Вас… волшебные, — с восхищением.
Знаю…
Но что‑то не готов я больше к служебным романам. Ну его нахуй. Сердце, конечно, не разорвало, но по самолюбию ёбнуло! Поэтому игнорирую её восторженный взгляд, ухожу к раковине и долго мою с антисептиком руки, пока она не уходит.
Поработав с девочкой, что с сотрясением, выписываю им рецепт:
— Глицин, валериана и покой.
— А нам участковый мексидол прописал.
— Ну что Вы, какой мексидол? Сотрясение лёгкое, внутренней гематомы нет. Придёте ещё пару раз на правку. Не нужно ей таких тяжёлых препаратов.
— Спасибо Вам большое.
— Пожалуйста! Будьте здоровы.
Ближе к обеду Зоя приглашает следующего клиента.
Мужчина… Лет тридцати пяти. В идеально сидящей тройке. Солидный, лощёный. Линия его щетины на щеках практически фигурная. Не иначе — ко мне сразу из барбершопа.
«Хорошая осанка», — отмечаю я намётанным взглядом.
Критично осматривает помещение, не спеша здороваться. Переводит на меня требовательный давящий взгляд. Рефлексы мои взбрыкивают, требуя осадить его, но я подавляю этот всплеск.
— Вы — массажист?
— И массажист тоже, — киваю я.
Оценивающе разглядывает.
— Профессиональный? Или…
Киваю на стену с дипломами. Подходит, читает…
— Вы мне подходите.
Не уверен, что смогу ответить взаимностью. Мне неприятна его надменность. Но «клиент» же! В крайнем случае, отправлю его к коллеге в соседний кабинет.
— Я хочу заказать массаж для жены.
— Просто массаж?
— Не просто. Вы сделаете ей массаж с… «окончанием».
Не сразу врубаюсь. Он пристально вглядывается в моё лицо.
С окончанием — это… как шлюхи‑массажистки? Которые дрочат тебе после массажа?