— Я не любитель опиума, дед, и не последний бездельник…
— Твое поведение и прежде настораживало меня, но я никогда особенно не тревожился. Однако с тех пор как ты вернулся из Индии… Я даже не прошу тебя жениться. Хотя это совсем обычная вещь — попросить тебя подумать о наследнике или двух, которые могли бы продолжить наш род. — Дед вздохнул, по его телу пробежала дрожь, и он ухватился за мраморную полку камина. — Дай мне хоть слабый намек, что ты не окончательно потерян, мой мальчик.
— Я не потерян.
Дед поспешно отвернулся, и странный блеск, мелькнувший в его глазах, заставил Эша забеспокоиться о подобном начале разговора.
— Ты так долго блуждал в тех далеких лесах, что, похоже, совсем забыл, кто ты есть. Все дело в Индии, ну, да Бог с ней. Я принял решение, мой мальчик.
— Решение?
— Конечно, я мог просто вышвырнуть тебя, велев своим адвокатам вычеркнуть твое имя из завещания. И сделаю это, Эш, если…
— Ты вправе сделать это. И так как я не оправдал твоих ожиданий, то даже не смею оспаривать твое решение, дед. — Эш говорил так искренне, как только мог. — Я скорее готов лишиться десяти состояний, чем заработать твое презрение. И я прошу прощения за это.
— Черт побери! — Дед наклонился ближе. — Хватит! Мне хорошо известно, что, если бы я даже не оставил тебе ни пенни, ты все равно не остался бы без гроша, так как нажил кое-какое состояние в результате своей сомнительной авантюры, но наследство — это нечто большее, чем деньги, мой мальчик.
— Я понимаю.
— Поэтому… — Он обошел внука, как будто оценивал новую лошадь для скачек. — Я понимаю, что; ты любитель азартных игр.
Эш медленно кивнул.
— И рисковал раз или два.
— Тогда выслушай мое предложение.
Дед указал жестом на два пустующих кресла подле маленького столика, и мужчины уселись.
— У меня есть некое убеждение, что если бы ты захотел, то мог бы обуздать себя.
— Обуздать себя?
Гордон Блэкуэлл недовольно повторил:
— Ты должен стать живым примером джентльменской сдержанности, Эш. Даже в лихорадке юности ты сохранял холодную и трезвую голову… однако с тех пор как вернулся из Индии, ты словно с цепи сорвался и творишь такое, что трудно вообразить здравомыслящему человеку. А так как ты отказываешься открыть детали своего приключения…
— Я все тот же человек, — терпеливо заметил Эш.
— Мое опасение состоит в том, что в данное время ты превысил все доступные нормы морали, мой мальчик, и так как я люблю тебя сверх меры, то не хочу отдавать богатство нашей семьи, земли и все прочее в руки болвана, который не способен застегнуть собственные штаны.
Эш отклонился на спинку кресла.
— Какие опасения? Ты хочешь, чтобы я ударился в религию? Или ушел в монастырь? Или предпочел бы получить что-то вроде клятвы, что я смогу обуздать себя, если захочу?
Темный взгляд стал ответом на его вопросы.
— Измени свой образ жизни и изменись сам. С этого дня и до окончания зимнего сезона ты не должен дать ни одного повода, который мог бы послужить предлогом для скандала в широких кругах Лондона. — Дед наклонился вперед. — Это не так уж много, учитывая реальный ход вещей, но я с трудом верю, что ты осознаешь, способен ли вести себя подобающим образом в течение нескольких месяцев. Или ты настолько слаб, что сидишь здесь и думаешь, сможешь ли выдержать такое испытание?
— Не в этом дело. Я думаю, почему ты установил такую низкую планку.
— О, это не так просто, как кажется! Прежде всего, с такой репутацией, как у тебя, простой, ничем не примечательный сезон может быть на самом деле немыслим. И я не собираюсь позволить тебе спрятаться в деревне и выжидать. Ты будешь жить в городе со всеми своими демонами. Но… — Гордон Блэкуэлл спокойно отклонился на спинку кресла, всем своим видом показывая безразличие. — Если ты выдержишь, тогда все угрозы вычеркнуть тебя из завещания будут забыты. Я хочу встретить свои последние годы, зная, что, когда наступит мой час, ты будешь в состоянии продолжить наше семейное древо.
— А если я провалюсь? — спросил Эш, понимая, что это не пройдет без последствий.
— Я не только вычеркну тебя, но передам все твоему кузену, мистеру Ярдли, который, между прочим, не скрывает своего желания заняться благоустройством имения и сделать это как нельзя лучше.
«Ярдли? Уинстон Ярдли? Это жалкое подобие человека!» От воспоминаний о мальчишке с лицом ищейки, который часто составлял ему компанию в детстве, по коже пробежали мурашки. Из всех возможных кандидатур Ярдли — последний человек на земле, которого он хотел бы видеть в этой роли, когда дед умрет.