– А телеграф джунглей на что? – спросил Райан, отправляя скомканную бумагу из-под гамбургеров мимо мусорной корзинки. – Иначе это называется звонок твоей мамы моей маме, а потом звонок моей мамы – мне. – Он довольно похоже изобразил голос ее матери: «Я ужасно переживаю за Клодию. Какая жалость, что она порвала с Мэтью. Мэтью такой чудесный мальчик и из очень хорошей семьи. Знаешь, его отец был виноторговцем».
Не было смысла возражать ему, Клодия отчетливо представляла себе, как ее мать произносит что-то подобное. Мама могла без устали говорить об их разрыве с Мэтью и о том, каким «чудесным мальчиком» тот был, хотя прошло уже более двух лет.
– В следующий раз, когда позвонит твоя мама, скажи ей, что я вообще решила отказаться от мужчин, – заявила Клодия, прикоснувшись рукой к чайнику. – А я посмотрю, сколько времени пройдет, прежде чем моя мама узнает, что я стала лесбиянкой. Зная потенциал твоей матери, могу поспорить – на это потребуется не более десяти минут.
Девушка поставила на конфорку чайник, поморщившись при виде пролитого кофе и грязных кружек, оставленных Райаном на подносе.
– Почему ты такой неряха?
– Я заботился о тебе, дорогая Клодия. Надо же чем-нибудь занять твои праздные ручонки, чтобы ты не натворила здесь каких-нибудь бед в мое отсутствие. К тому же я никогда не мою посуду, если есть женщина, способная выполнить эту работу.
Клодия подавила охватившее ее яростное желание удавить кузена на его собственном, вызывающе ярком галстуке. Не дождется, что она выйдет из себя!
Оставив картонку из-под еды посередине письменного стола, Райан встал и надел пиджак.
– Пока, милая кузина. Веди себя хорошо.
В тысячный раз Клодия поразилась, как постороннему наблюдателю Райан мог показаться вполне нормальным человеческим существом, невзирая на розовый пиджак и отвратительный галстук. При росте примерно пять футов одиннадцать дюймов он был довольно худощав и до сих пор походил на озорного кудрявого мальчика-хориста. Это сходство позволило ему в детские годы выйти сухим из воды, когда он совершил убийство.
– Хочешь знать, почему старая тетушка Флора из Килли-скранки оставила мне все деньги? – неожиданно спросил Райан несколько дней назад. – Потому что, когда мне было шесть лет, она приехала к нам на Рождество погостить. Мама и папа повели ее в школу, чтобы тетушка полюбовалась, как я играю пастушка в школьном рождественском спектакле, и бедная старушенция растрогалась до слез.
Он вскочил на ноги и фальцетом продекламировал свои слова в Том спектакле: «Мы должны поспешить в Вифлеем. Эта яркая звезда укажет нам путь!»
Райан снова хлопнулся на стул, давясь от смеха.
– После этого на каждый мой день рождения она присылала мне денежный перевод, а я писал ей в ответ коротенькое письмо, старательно выводя буквы: «Дорогая тетушка Флора, огромное спасибо за деньги. Половину я положил в сберегательный банк, а остальное отослал в Африку бедным детям, которые голодают. Надеюсь, что ты в добром здравии. Любящий тебя Райан».
Клодия смотрела на него с нескрываемым презрением.
– Ты бессовестный проходимец.
Кузен улыбнулся еще шире.
– Ты еще не слышала самую интересную часть этой истории. Года два назад я был в Шотландии и заехал к ней. Мама говорила, что тетушке осталось недолго жить, так что я подумал: «Ну что плохого в том, что я напомню старушке о существовании ангелоподобного племянника – на тот случай, если она еще не составила завещания».
Воспоминания вызвали у нее желание как следует пнуть Райана, но, поскольку он уже собирался уходить, Клодия сдержала свой порыв из опасения, что кузен может из-за этого задержаться.
– Кстати, чуть не забыл, – сказал Райан как бы между прочим, уже взявшись за ручку двери, – если заглянешь в наш дневник, то увидишь, что там записаны два заказа: один – на вечер в среду, там потребуется французская горничная на семидесятилетний юбилей какого-то старикана. А вот другой значительно интереснее. В субботу вечером вызов на вечеринку членов клуба любителей регби. Не поверишь, но они хотят Красную шапочку, потому что, видишь ли, фамилия их капитана Волфсон. И, как ты, наверное, догадываешься, они зовут его Большим Скверным Волчищем.
Сердце у Клодии ушло в пятки.
– Вот смеху-то будет! – фыркнул Райан. – Особенно я повеселюсь. Я им сказал, что на таком мероприятии тебе потребуется телохранитель. Они ведь хотят, чтобы ты подошла к Большому Скверному Волку и сказала: «Боже мой, мистер Волк, почему у вас такие большие глаза?»
Клодия попробовала изобразить, безразличие. Райан улыбался во всю физиономию.
– А потом ты спросишь про уши, потом про зубы, а затем скажешь: «Боже мой, мистер Волк, неужели все, что у вас имеется, таких же огромных размеров?» И тут Большой Скверный Волк…
– Я поняла. – Призвав на помощь все свои актерские способности, Клодия зевнула во весь рот и уселась на стул. – Если хочешь знать, то для регбистов сюжет, по-моему, несколько скучноват.
Но даже когда она увидела, как ухмылка сползла с лица кузена, ее это не очень утешило.
Вернувшись домой, Клодия нашла записку Кейт:
«Пол тащит меня на какую-то вечеринку в самый темный угол Гемпшира. Мы останемся там на ночь, потому что, наверное, хлебнем как следует и не сможем вести машину.
До завтра, целую, Кейт».
Пол и Кейт встречались уже четыре месяца, что для Кейт было своеобразным рекордом.
Типичный случай. Именно тогда, когда мне нужно плечо, на которое можно опереться, я оказываюсь одна.
Хорошенько понежившись в ванне, Клодия надела клетчатую фланелевую пижамку, подаренную матерью на прошлое Рождество, потому что «в твоей спальне гуляют сквозняки, дорогая».
Готовить ужин Клодии не хотелось, поэтому она взяла в холодильнике упаковку трески в сливочном соусе из запасов Кейт и сунула разогреваться в микроволновку, добавив картофелину.
Девушка поужинала перед телевизором, поставив тарелку на колени, а Портли тем временем испытывал ее терпение, пытаясь цапнуть лапой с тарелки кусочек рыбы, когда ему казалось, что хозяйка на него не смотрит.
– Нет! – Клодия решительно ссадила его с дивана на пол. Портли с обиженным видом посидел, повернувшись к ней спиной, а потом вышел из комнаты. Наверное, отправился в спальню отсыпаться в корзинке со свежевыстиранным бельем, приготовленным для глажки. Если он был особенно сильно оскорблен, то мог даже испачкать белье.
Клодия закончила ужин, стараясь не думать о вечеринке в клубе регбистов. Еще старательнее девушка гнала от себя мысли о том, как будет торжествовать Райан, если она откажется от работы. Телевизор что-то бубнил, а Клодия, не обращая на него внимания, размышляла о том, что деньги заработать, видимо, не удастся, что она все-таки спасовала перед трудностями, и о больших скверных волчищах. Больше всего ее угнетала мысль, что Райан, сидя с пинтой пива в руке, будет ухмыляться во всю физиономию, радуясь своей победе.
Нет, всему есть предел. Девушка обязана знать границу дозволенного.
Клодия подняла телефонную трубку и почувствовала, как заколотилось сердце.
Ей ответила миссис Поджатые Губы.
Клодия судорожно вдохнула.
– Можно попросить мистера Гамильтона?
Ей послышался голос матери: «Если только ты не делаешь это по другой причине…»
– Извините, его нет дома. Что ему передать?
– Ничего. Я позвоню в следующий раз. – Положив трубку, Клодия попыталась сосредоточиться на каком-то документальном фильме о тиграх. Возможно, сюжет фильма даже заинтересовал бы ее, но бедный маленький тигренок умер, а презренная съемочная бригада палец о палец не ударила, чтобы его снасти.
В десять часов двадцать минут она решила, что пора закругляться, и отправилась в спальню. День выдался явно неудачным. Клодия уже взбивала подушки, когда послышался звонок в дверь.
Ох, пропади все пропадом. Судя по всему, день должен был закончиться именно появлением Питера-Надоеды. Питер-Надоеда несколько месяцев тому назад поселился в квартире над ними. Странный тип с влажными даже на вид руками, который тем не менее был о себе весьма высокого мнения, впрочем, как и большинство проходимцев. Ему, как видно, взбрело в голову, что жизнь похожа на веселенькую рекламу растворимого кофе и что если у него в доме будет постоянно не хватать то кофе, то пакетиков для заварки чая, то стирального порошка, то рано или поздно одна из этих девушек, проживающих этажом ниже, осознает, что он самый привлекательный мужчина, и превратится в страстную нимфу.