– Пилот «боинга». Он жаловался мне на свою работу и говорил, что терпеть не может подолгу находиться вдали от семьи.
– Неужели? – По насмешливому тону Гая нетрудно было догадаться, что он думает: «Наверное, просто закидывал удочку в надежде познакомиться поближе, а?»
Как бы ни тонок был его намек, Клодию рассердило, что Гамильтон считает, будто она не может отличить банальной болтовни от, приставаний с дальним прицелом. Но даже если бы к ней и приставали, то разве это его касается?
Ну, может быть, в какой-то степени касается, поскольку предполагается, что она находится на дежурстве.
– Мне не хотелось бы огорчать вас, но…
– Аннушка разорвала задания, – договорил за нее Гай.
Как хорошо, что мне не пришлось самой докладывать ему об этом.
– Я первым делом зашел к ней. – Он присел на краешек соседнего лежака, напряженно уставившись на бассейн.
Клодия поморщилась, представив себе разыгравшуюся сцену.
Отец: Покажи, что ты сделала за день.
Дочь: Пожалуйста. Только достань работу из мусорной корзинки.
Сбросив с себя полотенце, девушка уселась на краю своего лежака, обхватив руками колени.
– Я не стала поднимать шум, подумав, что это лишь раззадорит ее.
– Рад, что вы это поняли.
– Вы, наверное, дали ей нагоняй? – Гамильтон цинично фыркнул.
– Я ожидал чего-то подобного и принял меры предосторожности: сделал фотокопии со всех заданий. Так что выдал ей второй комплект и приказал продолжить работу.
– А она что сказала?
– Я не дал ей возможности сказать что-либо в ответ. Вышел из комнаты и оставил корпеть над книгами.
И вне всякого сомнения, рвать на части очередной комплект заданий.
Когда Клодия решила, что в отношениях отца с дочерью «нашла коса на камень», она явно недооценила ситуацию. Здесь речь шла скорее не о косе, наткнувшейся на камень, а о противостоянии двух железобетонных блоков. Гамильтона, во всяком случае, вполне можно было сравнить с глыбой армированного бетона.
Сейчас, когда Клодия все еще слышала слова Аннушки: «Когда у него возникает к кому-нибудь половое влечение…» – она почти желала, чтобы что-нибудь ее от него отвратило.
Однако человек не в силах избежать эротических фантазий, если сидит на солнце на опасно близком расстоянии от предмета мечтаний.
На нем были темно-синие купальные трусы, как короткие шорты, а не длинные до колен «бермуды», которые Клодия терпеть не могла. Под кожей поигрывали твердые мускулы. На Груди и ногах было довольно много волос, что указывало на наличие в организме большого количества мужских гормонов, не превращая его при этом в гориллу. Если даже в каком-нибудь месте и имелась унция лишнего жирка, то она этого не заметила.
Гай подозвал проходившего мимо официанта.
– Мне, пожалуйста, пива, – сказал он и, обернувшись к Клодии, спросил: – Вам что-нибудь принести?
– Я не отказалась бы от чего-нибудь холодненького.
– Здесь делают неплохой «Пиммз».
– С удовольствием выпью «Пиммз». – Клодия коснулась своих плеч, почувствовав, что на солнце стало слишком жарко.
– Надеюсь, вы не сидели здесь все время после полудня, – сказал Гай, внимательно оглядывая открытые участки ее кожи.
– А что, разве уже заметно?
Клодия окинула хмурым взглядом длинные безнадежно бледные ноги. Надо отдать им должное, они не были синими, не были покрыты «гусиной кожей», не были пористыми, но были так же бледны, как ее кремовое бикини. Оно чудесно выглядело на Клодии прошлым летом, когда ее кожа приобрела медовый оттенок под греческим солнцем.
– Если бы я просидела на солнце столько времени, то была бы похожа на персонаж из «Мести киллера Томата», а не на личинку, выползшую из-под камня.
Губы Гамильтона тронула усмешка.
– Наверное, я теперь должен сказать: «Нет, что вы, Клодия! Вы выглядите как рапсодия в кремовых тонах»?
«Прощу тебя, думай, прежде чем открыть рот», – мысленно отчитала его Клодия, а вслух сказала:
– Я не напрашивалась на комплименты.
Гай искоса взглянул на нее. Он явно забавлялся, что рассердило ее еще сильнее.
Как будто для того чтобы еще более подчеркнуть ненавистную бледность Клодии, мимо прошли две девушки, загоревшие так сильно, что она их за это возненавидела. Одна из них сказала другой:
– Эта девчонка – настоящая недотепа. В прошлом месяце я летала с ней, в Найроби, так эта ленивая корова в течение всего полета красила себе ногти в туалете первого класса.
Клодии до смерти хотелось взглянуть украдкой, пожирает ли их взглядом Гай Гамильтон, и если да, то делает ли это незаметно или без зазрения совести. Но поскольку он теперь лежал на спине, она боялась, что он заметит ее взгляд.
Клодия посмотрела на часы. В соответствии с инструкцией к лосьону для загара сейчас было самое время натереться им от шеи до лодыжек и перевернуться на живот.
В связи с этим возникала небольшая проблема, придающая пикантность ежедневной процедуре, которая иначе могла бы наскучить. Если Клодия начнет втирать лосьон, а Гай действительно принадлежит к числу тех несносных мужчин, которые «видят все насквозь», то сразу же подумает, будто она надеется, что он предложит ей свои услуги. Кстати, она и сама прекрасно знает, что достать из сумки крем для загара, когда ты только что встретила возле бассейна мужчину категории IV, – это превосходный способ сломать лед в отношениях.
Когда Клодия была помоложе, то частенько пользовалась этим способом. Это было как бы частью ритуала. Сидишь себе, болтая о всяких пустяках, и мучаешься вопросом, почему этот мужчина категории IV повстречался тебе только за два дня до отъезда домой, а потом выуживаешь из сумки крем для загара и начинаешь – ну совершенно без всякого умысла – втирать его и свои плечи. И тут он говорит: «Позвольте, я помогу», – и ты замираешь в нерешительности на секунду-другую, словно такая мысль никогда не приходила тебе в голову, а потом вручаешь ему флакон и наслаждаешься приятными ощущениями.
Поскольку в данном случае речь шла не об обычном флирте, то Клодия принялась обдумывать другие возможные варианты.
Первый: пойти в свой номер; второй: продолжать сидеть здесь, не смазывая кожу кремом, и загореть докрасна; третий: натереться самой и перестать мучиться по поводу всяких глупостей, а: он пусть думает, что хочет.
Достав из сумки флакон, Клодия начала втирать лосьон в икры.
Гамильтон, кажется, не обратил ни малейшего внимания на се действия, даже когда она перешла к другим частям тела. Клодия украдкой взглянула на Гая и увидела, что он все еще смотрит на бассейн, как видно, глубоко задумавшись.
– Из-за Чего, черт возьми, я так мучилась?
– Принимаешь желаемое за действительное, дурочка. Тебе хочется, чтобы он предложил свои услуги, и ты пытаешься обмануть себя…
– Вы очень небрежно это делаете.
– Простите?
– Вы пропускаете некоторые участки. – Гамильтон вскочил на ноги, и от его резкого «подвиньтесь» Клодия совершенно растерялась.
От неожиданности она сразу же подчинилась и чуть передвинулась вперед.
Ему следовало бы сказать: «Позвольте, я помогу» или «Я большой знаток по части обращения с этим снадобьем», а она на это могла бы небрежно ответить: «Я тоже». Но этот несносный мужчина, видимо, и понятия не имел о том, что такое правила хорошего тона.
Хотя, по правде говоря, Клодии не на что было жаловаться.
Усевшись за ее спиной, Гай взял флакон из ее рук.
– Полагаю, вы не собираетесь добиться эффекта «лоскутного одеяла»? – сказал он, выдавливая прохладную колбаску крема ей на кожу. – Чтобы как следует натереть себе спину, надо иметь руки, как у орангутанга, и глаза на затылке.
Следующая минута была почти такой, как Клодия представляла себе в мечтах, но только в сотню раз лучше. И в сотню раз хуже, потому что она была вынуждена сидеть как ни в чем не бывало, пока уверенные и, по-видимому, опытные пальцы втирали лосьон в ее плечи.
– Подберите волосы, они мешают, – приказал Гамильтон.
Ну, что дальше? Может быть, следует возмутиться его повелительным тоном и, изобразив поборницу женского равноправия, отобрать у него флакон и закончить работу самой?