Он отвернулся, подошел к столу и, взяв перо, что-то записал на листе бумаги.
— Полагаю, ты имеешь в виду Томпсона.
— Да, именно его. Я только что узнала…
— Значит, я правильно услышал цокот копыт во дворе. Это он поднял шум?
— Нэнси прислала записку.
— Интересно, каких действий она ждет от тебя? Надеюсь, ты ответила, что в свое время она не все тебе рассказала. — Он положил перо.
Верити стало интересно услышать ответ Коллин, и она вошла в комнату.
— Если разговор о Бертраме, мне очень хотелось бы послушать.
Коллин в ярости посмотрела на Хоксуэлла.
— Пожалуйста, попроси ее уйти. Мне нужно поговорить с тобой.
— Говори, что хотела. Она все равно узнает.
— Хоксуэлл…
— Если она хочет остаться, она останется. У нее гораздо больше прав быть здесь, чем у тебя.
Коллин, видимо, собралась с духом и обратилась к Хоксуэллу, словно Верити не было в комнате.
— Это правда? Ты избил мистера Томпсона?
— Да.
— Хоксуэлл, ради Бога! Я думала, что ты больше не… Ты был пьян?
— Трезв как стеклышко.
— Тогда почему?
— Это останется между ним и мною. Я не виню тебя в том, что это ты представила меня Томпсону, но он негодяй, Коллин. Я ничего не хочу иметь с ним общего в будущем, кроме необходимых контактов, касающихся наследства Верити.
— Винить меня? Как тебе пришло в голову винить меня?
— Я сказал, что не виню тебя. Но кое-что выяснилось: это знакомство было неспроста. Но я не верю, что ты знала, какой это человек.
— Что бы ты о нем ни думал, твое поведение неоправданно.
— У меня было самое лучшее оправдание на свете. Если мистер и миссис Томпсон хотят, чтобы об этом узнали все, я заявлю об этом во всеуслышание. Однако уверяю тебя, что ни один приличный человек не встанет на сторону Бертрама.
— Но может быть, ты по крайней мере мне расскажешь, из-за чего произошла ваша ссора?
Он бросил взгляд на Верити.
— Нет.
Коллин заметила его взгляд и поджала губы.
— Понятно. Прости меня. Яотреагировала слишком бурно, но я просто испугалась, что ты прибегнул к своим старым методам выяснения отношений. Спокойной ночи.
Она прошмыгнула мимо Верити. Ее лицо горело, глаза блестели от слез. Верити закрыла за ней дверь.
— Ты избил Бертрама?
Он пожал плечами.
— Странно, что миссис Томпсон послала сюда нарочного. Может, она ждала, что моя кузина вызовет меня на дуэль? — Он улыбнулся своей шутке.
— Она послала нарочного не для того, чтобы просить Коллин упрекнуть тебя, а чтобы умолять ее попытаться помирить вас.
— Я унизил ее мужа. Сомневаюсь, что она жаждет примирения.
— Нэнси страшно амбициозна. Она способна пожертвовать Бертрамом ради того, чтобы сохранить положение в обществе и связи, которые дал ей наш брак. — Она подошла к нему ближе. — Поскольку все, что связывает моего кузена и тебя, касается и меня, ты расскажешь мне, почему не смог сдержать свой гнев и ударил его.
— Давай просто допустим, что я потерял самообладание, имея на это вескую причину. — Он начал складывать письмо, которое написал.
Она взяла из его рук письмо и положила его обратно на стол. Она понимала, что он не очень-то гордится тем, что позволил гневу управлять собой, но и не собирается за это извиняться.
— Ты сделал это из-за того, что я рассказала тебе сегодня днем?
Он внимательно на нее посмотрел и отвел пряди волос, упавшие ей на лицо.
— Ни он, ни его жена этого не отрицали. Нэнси я, разумеется, не мог избить.
— Разумеется.
Снова это легкое, нежное прикосновение. А голос стал тихим и задумчивым.
— Я представил себе тебя в этом доме, несчастную и напуганную девочку, и эту женщину… Я лишь надеюсь на то, что из-за этого ты не будешь еще больше меня бояться.
Она погладила его по щеке, а потом повернула голову, чтобы поцеловать его ладонь.
— Я больше не боюсь. И впредь никогда не буду. — Она была поражена тем, как важно для него ее отношение к нему, и снова поцеловала ладонь. — Может быть, это и неправильно, но мне приятно, что ты разозлился из-за меня и дал этому нахалу отпор.
После смерти отца она ни разу не чувствовала себя такой защищенной, и это ее растрогало.
Он обнял ее за талию. Он еще никогда не смотрел на нее так серьезно. Она просто утонула в его взгляде.
— Тебе действительно навязали этот брак. Он сломал тебя задолго до того, как Бертрам начал угрожать расправой сыну Кэти.
Она должна была бы чувствовать себя отомщенной и полностью завоевавшей его доверие. Но его задумчивость ее беспокоила.
— Бертрам сказал, что в то время мне было все равно. Он считал, что и потом так будет, и это может служить оправданием его жестокого обращения с тобой.
Как это было глупо со стороны Бертрама — так провоцировать Хоксуэлла. Неужели ни он, ни Нэнси не видели, что пламя его гнева подбирается к ним слишком близко?
— Он был прав, — продолжал Хоксуэлл. — Так же как и ты, когда обвиняла меня еще в Камберуорте, а потом в Эссексе. Я думал только о твоих деньгах, а не о твоем счастье. Я был слишком самоуверен, и твое согласие выйти за меня принимал за должное. — Он поцеловал ее в лоб. — Я причинил тебе много зла.
— Тебя нельзя винить за то, чего ты не знал.
— Я не знал тогда, но когда соблазнил тебя в Суррее, я уже знал или, во всяком случае, кое о чем подозревал. Но той ночью в саду я поступил так не из-за твоего богатства, Верити. Если бы на кону стояло только это, я мог бы вести себя иначе.
— Тогда почему?
— Из-за тебя самой. Я желал тебя. Два года назад ты была робкой, тихой девочкой. Но женщина, которую я встретил в Камберуорте… она разбудила во мне дьявола, и я понял, что так будет всегда. Для мужчин это самая древняя в мире причина.
Желание Хоксуэлла всегда имело для нее гораздо большее значение, чем он думал. Он ее соблазнил, но она не возражала против того, чтобы он ее соблазнял. И сейчас, когда он обнимал ее, а их разговор слишком затянулся, его близость страшно волновала.
— Сделанного не воротишь, — сказала она, слишком хорошо понимая, что этими словами принимает его таким, какой он есть, чего не было раньше. Но она об этом не жалела. Наоборот, она испытала огромное чувство радости. — Деньги и наслаждения не самый худший фундамент, на котором строится брак. — Она игриво дернула его за рубашку. — Поскольку я обеспечила деньги, полагаю, что ты возьмешь на себя ответственность за наслаждение.
Он рассмеялся, и ей стало легко оттого, что его настроение улучшилось.
— Но только при условии, что ты будешь принимать в этом самое деятельное участие.
— А, ты уже стараешься увильнуть от ответственности и взвалить ее на меня. Это ты должен обеспечить мое деятельное участие, Хоксуэлл.
С этими словами она повернулась, собираясь уйти, но не успела сделать и шага, как он схватил ее, обнял и поцеловал в шею.
— Ты не можешь вот так бросить перчатку и считать, что я дам тебе возможность избежать дуэли, Верити. Думаю, чем меньше я позволю тебе проявлять инициативу, тем больше тебе этого захочется, особенно если учесть твой бунтарский характер.
— Не вижу способа, как ты мне запретишь.
— Неужели? — прошептал он ей на ухо. Его руки обхватили ее грудь. Большие пальцы стали гладить соски через ткань пеньюара.
Она начала понимать, каким образом он может помешать ей проявлять инициативу. Пока он стоит за ее спиной, она не может его обнять. Тогда она завела руки назад, чтобы хотя бы прикасаться к нему.
— Нет-нет. Никаких обходных маневров. Придется придумать, как такое исключить. А вот это, я думаю, сработает, — сказал он, развязывая одну за другой ленты на ее пеньюаре, так что он стал сползать с плеч и рук и застрял на уровне бедер. Манжеты рукавов тоже не позволяли пеньюару полностью спуститься вниз, но зато связали ей руки.