— Ты хочешь сказать, что я поступил как идиот?
— Ты не услышал признание женщины, которая сказала старому другу, что ее муж самый лучший человек на свете и она счастлива в браке с ним.
Он повернул голову, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Ты действительно так сказала?
— Да. А еще мне очень хотелось ему рассказать, какое наслаждение ты мне доставляешь в минуты нашей близости, но это было бы неприлично. Признаюсь, я все же сказала, что ты часто видишь меня неодетой.
Он засмеялся.
— Ты невероятная женщина.
— Я многое ему не сказала из того, что хотела. Ни тогда, ни во время нашей поездки на север. И не потому, что это было не для его ушей. Просто сначала я должна сказать это тебе, а потом уже своим друзьям и твоим. Майклу и Кэти. Всем, кто захочет меня выслушать.
— И что же ты хотела сказать?
Она опять его поцеловала.
— Я хочу сказать, что влюблена в своего графа, что он дает мне больше, чем заботу и наслаждение. Его любовь трогает мою душу и сердце и заставляет меня улыбаться. Твои друзья найдут это забавным, не так ли, Хоксуэлл? Я сбежала со свадьбы, чтобы быть свободной, а теперь благодарна тебе за то, что ты остался со мной.
Он уже не смеялся. Даже не улыбнулся. Он снова заглянул ей в лицо, а она увидела, что он удивлен.
— Я не умею говорить таких слов, Верити. Особенно когда это важно.
— А я и не жду. Твои действия красноречивее слов, Хоксуэлл. Самым прекрасным поступком, какой только можно вообразить, было предложение вернуть Верити Томпсон ее прежнюю жизнь. Я хочу, чтобы ты знал: в тебе есть все, что мне нужно, и я горжусь тем, что стала твоей графиней.
Он поцеловал ей руку.
— Я уже привык к мысли, что буду любить тебя без взаимности, Верити. Что хотя ты и смирилась с вынужденным браком, твое сердце всегда будет бунтовать и ты будешь сожалеть о том, что твоя жизнь не такая, какой ты ее себе представляла. Твои слова сделали меня счастливейшим человеком на свете.
Они обнялись и поцеловались. Поцелуй был особенный — нежный и искренний. Она наслаждалась его вкусом и чувствовала, как ветерок свободы уносит с собой остатки былых несчастий и обид.
Она положила голову ему на грудь. Оба молчали. Это был момент, который запомнится ей навсегда.
Они оставались в таком положении, может, час, а может, несколько минут.
— Я думаю, что нам надо найти кого-то взамен Бертрама, — наконец сказала она.
— Да, вероятно.
— Я уверена, что почти всю работу может выполнять мистер Тревис. Заключать контракты и тому подобное.
— Но тогда у него не останется времени работать на станках. Он не сможет изготавливать наконечники для сверл.
Наступила пауза. К этой теме можно будет вернуться потом, решила она.
— Мне говорили, что некий молодой человек по имени Майкл Боуман может заменить в этом деле Тревиса, если мы решим доверить ему секрет, — сказал Хоксуэлл. — Возможно, он сможет выполнять некоторые обязанности Тревиса, а Тревис — обязанности Бертрама. Важные решения будем принимать мы.
— Такое решение вопроса возможно.
— И ты его одобряешь, я полагаю.
— Оно будет означать, что по крайней мере несколько раз в году придется приезжать в Олдбери, чтобы знать, как идут дела.
— Я не думаю, что это будет слишком обременительно.
Она прижала его к себе. Любовь так переполняла ее сердце, что оно начало болеть. Он снова возвращает ей дом. Она будет управлять наследством отца, как и было предусмотрено.
Она не знала, что любовь, укоренившись в сердце, может расти и расцветать, даже если тебе кажется, что она и так уже заполнила тебя целиком.
— Хоксуэлл, как ты думаешь, слуги уже разошлись по своим комнатам?
— Наверное. А почему ты спрашиваешь?
— Хорошо бы они уже ушли, а то у меня на уме что-то неприличное.
— Ну-ка расскажи, — рассмеялся он.
— Дорогой, я провела много часов, вспоминая обо всех тех неприличных вещах, что мы делали. Я не могу себе представить, что могла бы позволить такое с каким-либо другим мужчиной. — Она встала на софе на колени, поцеловала его и дала волю своей фантазии.
Он задрал ей юбки, и она уселась к нему на колени.
— Именно так я себе это и представляла в одном сне, — сказала она, не отрывая от него взгляда. — Просто я слишком рано проснулась… до того как… — Она распахнула шаль и начала расстегивать пуговицы платья. — Разве не удобно, что это платье расстегивается спереди?
— Еще более удобно, что под ним у тебя ничего нет. Неудивительно, что я тебя люблю. Ты задумала это с той минуты, как проснулась.
— Я надеялась. — Она широко раздвинула полы лифа, так чтобы ее грудь предстала перед ним во всей красе. — Прикасайся ко мне так, как это было в моем сне, и говори, как ты меня любишь. А я буду признаваться в любви тебе. Мы будем признаваться в этом друг другу снова и снова, всегда.
— Я люблю тебя, Верити. Ты прекрасна.
Он повторял слова любви снова и снова. Он повторял их, лаская ее грудь и бедра, и между поцелуями, и как только вошел в нее. Вожделение начало свой волшебный путь к вершине свободы и безумия.
Она обхватила его за шею, а он двигался внутри ее.
— Какое это чудо, — бормотала она между стонами удовольствия. — Ты заполняешь меня всю целиком — мои чувства, мое сердце и тело.
И она знала, что так и должно быть.