Юрию Дмитриевичу всё стало ясно. Лиса Всеволожский не зря нырял сюда утром. Весной Айдар воевал литовскую землю: пришёл под Мценск, простоял три неделя, города не взял, а затем был разбит Свидригайлом. Да, считался Свидригайло свояком Юрию Дмитриевичу: оба были женаты на дочерях смоленского князя. Однако после того как Витовт заключил жену Свидригайло в темницу, тот женился вторым браком на дочери тверского князя. Какое уж теперь свойство?
— Мы были побратимы, но теперь нет. — Юрий Дмитриевич сам себя презирал за то, что перешёл на унизительный тон оправдания. Но слова его в одно ухо татарину вошли, в другое вышли. Он своё ладил:
— Когда жёны- сёстры, это у нас большое родство. — И вдруг закончил разговор: — Даруга русский царь Василий шибка надоел мне своими подарками, я бы от себя ему что-нибудь подарил, лишь бы отвязаться. Но ярлык не у меня. Вот приедет Улу-Махмет. Жди.
Ничего другого и не оставалось делать. А пока Юрия Дмитриевича и его спутников по распоряжению Айдара поселили в старой, и бедной юрте на окраине стойбища, где держали верблюдов, овец, лошадей и где жили только слуги да рабы.
В поездке Василия сопровождали князь Семён Иванович Оболенский, бояре Иван Дмитриевич Всеволожский, Василий Фёдорович Кутузов, Андрей Фёдорович Плещеев, Семён Иванович Филимонов — все мужи разумные, о пользе великого князя радеющие. Все не раз бывали в Степи, знали её людей и умели обходиться с ними. А того важнее, что не только они знали Степь, но и Степь знала их почти всех, хотя в Орде постоянно менялись властелины и шла нескончаемая резня и смута. Ханы и их окружение были памятливы, приглядчивы, хитры, и как раз эти качества помогали им ловко сталкивать русских князей между собой и Русь целиком с западными её соседями. Помнили здесь очень хороша и очень уважительно Александра Невского и его соратников, приходивших с ним в Орду, а потому Василию Кутузову — честь и место. Того больше почёта Андрею Плещееву, правнуку младшего брата митрополита Алексия: ведь Алексий приезжал в Орду в бытность Дмитрия Донского и излечил ханшу Тайдулу[53], которой ни один западный лекарь не сумел помочь. Князь Семей Иванович Оболенский — один из шести сыновей Ивана Константиновича, потомка Михаила Черниговского, которого на Руси называют святым, а в Орде его именем пугают детей.
Чаще же всех бывал в Орде главный боярин Всеволожский. Он тут как дома: идёт между юрт — мурзу поприветствует, перед муэдзином раскланяется, с тёмником словом-другим на татарском перебросится. В распоряжении Ивана Дмитриевича-всё серебро, все русские и ордынские деньги. Он их отсыпал то горстями, то щепоткой, а то выделял один-единственный дирхем-знал, кому и сколько дать, но не обделял решительно никого, всех подкупал, начиная от служки и кончая князьями. Для хана подарки были заготовлены в отдельной повозке.
— Неужто нету здесь людей чести? — дивился Василий Васильевич.
— Днём с огнём не найдёшь, — улыбка, заиграла под усами Всеволожского.
— Что, все только и думают, как бы серебро от тебя получить?
— Все до единого, государь, поверь. Растленны и лукавы ордынцы, вырождаются совсем.
— И ханы вырождаются?
— Рыба, известно, с головы тухнет. Сам посуди. У нас на Руси всё идёт степенно, по старине: был великий князь Иван Калита[54], потом Симеон Гордый, за ним Иван Второй Красный, Дмитрий Донской, Василий Первый, теперь ты — Василий Второй, — все полный срок, отведённый Господом, на великокняжеском престоле сидят. А у них? Мамая, убили свои же в Таврии, Тамерлан помер от белой горячки из-за винопития, Тохтамыша убил Шадибек, а уж, сколько тут отцов — сыновья, отцы — сыновей, брат — брата, дядя — племянника порезали, потравили в землю живьём закопали, чтобы только в мурзы или князья выбиться, не сосчитать, не упомнить.
— Да как ты Улу-Махмету будешь побор вручать?
Опять Всеволожский снисходительно и уверенно улыбнулся:
— Сначала один сундук. Мало погодя, второй…
— Потом третий?
— Потом будем с тобой, княже, внушать ему исподволь, но твёрдо, как истину непреложную, что на великое княжение только ты имеешь право.
— А как? Вот придём к нему и что?
— Я грохнусь к его ногам и забожусь: «Ля ил ляхе иль алля Мухаммед Расул Улла».
— Что за божба?
— Это по-ихнему: «Нет Бога, кроме Бога, а Магомет[55] пророк его».
— Да ты что, как можно!
— Ничего, ничего, княже, я это только для него скажу, а про себя сразу же трижды повторю: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуя мя, грешного!»
Василий Васильевич озадаченно помолчал, но не стал испытывать недоверием боярина, у которого уж и борода в серебре, спросил только: — А он что же в ответ?
— А он скажет: «Якши! Бик якши!» — значит: «Хорошо. Очень хорошо».
— А как мне быть? Тоже про пророка Магомета? Я не смогу…
— И не надо. Ты будь, как пращур твой Александр Невский. Когда татары потребовали от него поклонения огню и идолам, он им ответил: «Я христианин, и мне не подобает кланяться твари. Я поклоняюсь Отцу и Сыну, и Святому Духу, Богу единому, в Троице славимому, создавшему небо и землю».
— Почему же они его не казнили за это, как Михаила Черниговского?
— А потому что был Александр Невский великим князем не только по званию. Умён и мудр был, ходатайствуя за свою землю, не посчитал для себя зазорным преклониться перед ханом. И ты будь по виду покорным улусником, они таких любят. И веру чужую уважают, боятся богов не только своих, но и чужих.
Как говорил Иван Дмитриевич, так и получилось. Выслушал Улу-Махмет просьбу Василия Васильевича и сказал: «Бик якши!»
В юрте, где жил великий князь всея Руси, было после этого ликование, отчинили на радостях бочонок стоялого мёду. Верилось, заветный ярлык не сегодня завтра Улу-Махмет выдаст, так что удастся до наступления зимы и домой вернуться.
Рано поутру в ставке Улу-Махмета поднялся переполох: гортанные крики, топот конских копыт, лай встревоженных собак.
Иван Дмитриевич выскочил из юрты, остановил знакомого тёмника[56]:
— Что стряслось?
— Сам не знаю.
Спросил муэдзина, торопившегося в мечеть. Ответ тот же.
Проскакали намётом вооружённые всадники. Только-только пыль улеглась, ещё два верхоконных: один смуглый в богатых доспехах — знатный татарин, должно быть; а на плечах второго такое знакомое тёмно-зелёное корзно[57]… Ба-ба-ба, да это же князь Юрий Дмитриевич!
Завидев Всеволожского, придержал коня, на лице- довольная ухмылочка. «Тегиня прибыл» — догадался Всеволожский.
Как всё сразу изменилось в улусе! Спесивые князья Айдар и Минбулат вокруг Тегини вьются, в глаза угодливо заглядывают, а сам Тегиня с князем Юрием Дмитриевичем прямиком к Золотой ханской юрте направляется. В чём сила Тегини и что за дружба у него с Юрием Дмитриевичем? Это не ведомо даже пролазчивому и всезнающему Всеволожскому.
Вдруг от хана посыльный — зовут Василия Васильевича и ближних его бояр к Улу-Махмету.
Тегиня в Золотой юрте рядом с ханом восседает, на самом почётном месте. Скользнул взглядом по вошедшим, выделил Василия Васильевича и брезгливо скривившись, повернулся к Улу-Махмету:
— И этому малаю, недостойному и коня подвести даруге нашему Юрию, ты хочешь ярлык отдать? Обижаешь!
Тегиня держал себя с ханом высокомерно, с неприкрытым вызовом. Улу-Махмет как-то сразу поскучнел, однако встретил слова вельможи улыбкой- привычной, сделанной. За улыбкой этой прятал он страх от сознания внутренней немощи своего ханства, когда приходится бояться, что вот этот выскочка Тегиня может легко порвать зависимость от тебя и податься в стан твоих врагов, мнящих себя наследниками Чингисхана. Объявляются они повсюду: и в рассветной стороне, в степях Каракорумских, и в закатной — в Таврии, и в стране полуночной — в Булгарии, в Литве.
Но и себе знал цену Улу-Махмет, не мог опуститься до перебранки с вельможей, как бы знатен он ни был, с кем бы из его врагов ни знался.
54
…был великий князь Иван Калита, потом Симеон Гордый, за ним Иван Второй Красный… — Иоанн I Данилович Калита (? — 1340), князь Московский с 1325 г., великий князь Владимирский с 1328 г. Заложил основу экономического и политического могущества Москвы. При нём резиденция русского митрополита перенесена из Владимира в Москву. Симеон Гордый (?-1353), старший сын Калиты Симеон Иоаннович; отличался строгим характером. За повелительное отношение прозван Гордым. К его княжению относится начало Троицкой лавры. Княжил с 1340 г. Умер бездетным от морового поветрия. Иоанн Красный — Иван II Иванович Красный, или Кроткий (1326–1359), великий князь Владимирский и Московский с 1353 г.; второй сын Ивана Калиты, брат Симеона Гордого.
Далее в книге назван Дмитрий Донской, но если придерживаться точной хронологии правления князей, то нужно назвать перед ним и Дмитрия Константиновича Суздальского (1323 или 24–1383), волею хана назначенного в преемники Иоанну II Красному. После нескольких лет неудачной борьбы с Москвою уступил престол юному Дмитрию Иоанновичу (будущему Донскому), которому московские бояре выхлопотали в Орде ярлык на великое княжение.