Не успели осмыслить это донесение, как глазастый княжич рассмотрел на ордынской дороге новый быстро продвигающийся к Москве столб пыли. Это мчался верхоконный русский ратник Карп с засечной полосы. Был он не один, но с языком. Имея по две заводные лошади, которые Карп и его пленник попеременно пересёдлывали, они проделали путь почти на один день скорее первого вестоноши. Карп с передовым отрядом русской сторожи, уже участвовал в рукопашной сшибке с татарскими лазутчиками, одного из которых и удалось пленить.
Как видно, это был не татарин: высокорослый, бородатый и голубоглазый. Но и ни на русского, ни на литвина не похож — азиат всё же. По-русски не разумел, позвали толмача.
— Кто ты? Татарин какой орды?
— Никакой. Монгол я! — возразил пленный с обидой столь очевидно, что Василий Васильевич спросил;
— Что же, монгол сильнее татарина, лучше?
— Это всему Полю известно. Татарин редко какой может натянуть разрывной лук до уха, больше стреляют от глаза лишь. Да ещё вот такими, как у меня, стрелами, коваными, калёнными в огне.
— Ну, это ты зря, татары все отменные лучники, и у них есть калёные стрелы.
— Нет, нет у них таких, я их из Каракорума привёз, вели своим холопам, чтобы вернули мой колчан.
— Эко, какой ты говорун. Скажи лучше, много ли таких, как ты, идёт за тобой?
— Как я — мало, татары одни.
— Много татарвы?
— Сметы нет!
— Куда идут? На Рязань, на Нижний?
— Нет, на Москву, с тебя, царь, дань требовать. Хан говорит, что ты уж много лет не даёшь ни дирхема. — Хватит лясничать! — резко прервал Василий Васильевич. — Вы, я вижу, сами себя забыли. И про то забыли с кем дело имеете. Надобно напомнить вам, и татарам, и монголам. — Великий князь умолк, не видя, но чувствуя, что все присутствующие в палате, в том числе и княжич Иван, радуются его решительности, одобряют её. Что думает пленник, его не интересовало. Он только спросил его небрежно:
— Как скоро собираются тут быть?
— Скоро не будут, — ответил монгол охотно. — Покуда и за Волгой корма верблюдам и овцам хватает.
— А ты зачем же к нам переплыл?
— Я первый раз на Руси. Сказывали, кто ходил к вам, что засеки у вас трудные — леса на болотах, овраги. А мы любим степь, в лес боимся ходить.
— А идёте же?
— Куда деваться, царь? — доверчиво и миролюбиво отвечал монгол. — Степь опять погорела, ни еды, ни воды. А впереди зима.
— Значит, пограбить других надо?
— Зачем грабить, своё взять.
Василий Васильевич вслушивался в голос пленного, пытался представить, на кого из знакомых он похож. Нешто, на Ивана Старкова? Такой же у него разговор — бесхитростный да прямодушный на показ-то, а там кто его знает, темна водица во облацех.
— Проводником пойдёшь?
Пленный не ответил.
— Что молчишь? Как зовут? — два вопроса сразу задал Василий Васильевич, досадуя, что не может видеть, нет ли на лице у монгола насмешки.
— Кличут Кутлуком.
— Так вот, Кутлук, веди к месту, где переправа через Волгу будет… Чтобы не мёрз ты в степи зимой, дадим тебе рухляди, какой захочешь, — куниц, бобров, лисьих шкур… Четыре лошади. — Василий Васильевич почувствовал, как к руке его, лежавшей на подлокотнике кресла, прикоснулись жаркие сухие губы согласного и благодарного пленника, добавил: — А понравится у нас, деревянную юрту тебе дадим.
— Это гроб, что ли? — перепугался Кутлук.
— Заче-ем тебе гроб, вы ведь в саване хороните, а я про юрту из пяти стен рубленых говорю.
Монгол опять притих — обдумывал, видно, слова великого князя. Молчание затянулось, Василий Васильевич снова его понужнул:
— Ну, что ты язык проглотил?
— Не хочу обмануть тебя, царь. Что, если опоздаем мы к переправе? Может, Мазовша уж у твоей засечной черты, уже лес рубит. А может, только передовой отряд-сотня, две, как мне знать?
— Самое лучшее средство к тому, чтобы узнать, — это выйти навстречу…
— И побить! — с большой верой добавил княжич Иван и приник к отцовскому плечу. — Я с тобой?
— Теперь ты всегда будешь со мной. Иди собирай полки!
Повторять Ивану было не надо.
2Кутлук правду сказал. Сам Мазовша оставался ещё на левом берегу Волги, а передовой его отряд уже разбойничал на гористом правобережье, обирал мордовские селения, не решаясь подойти к какому-нибудь укреплённому городу.
Чтобы обнаружить пришлых ордынцев, проводник не требовался — путь их обозначен был пепелищами да трупами убиенных мирных жителей. Боя татарский отряд не принимал, успевал на своих быстроногих степных лошадях скрыться на ночь в лесах, оставляя после себя лишь чёрные пятна от костров да катыши конского помёта.