А Полуект Море с Альбергати, томившиеся ожиданием, когда великий князь пошлёт их наконец со своими тайными поручениями, предовольны были переходом из дворянской повалуши в царские покои.
Они пришли, когда партия у великокняжеской четы была в самом разгаре. Полуекту Море палата была не в диковину, а Альбергати пришёл в изумление, увидев пол в виде доски, игральную доску — чеканенную, с изум-рудинамн в каждой клетке, фигуры золочёные против серебряных. Произнёс зачарованно:
— Паки и паки скажу: богата и обильна Русь нетронутыми дарами Создателя!
Присмотревшись к расположению фигур, оба ново-пришедших игрока увидели, что если Марья Ярославна пойдёт конём, то дела великого князя станут плохи.
Княгиня по-детски раскачивалась, сидя на высоком, обитом бархатом кресле, морщила лобик, шевелила губами, однако выигрывающего хода не видела. Полуект Море не удержался:
— Ходи конём вкось на десную сторону.
Василий Васильевич насупился, но никак не отозвался на подсказку.
Марья Ярославна колебалась — протягивала руку к золотому коню, но отдёргивала, словно он жёгся.
Альбергати сказал, будто бы ни к кому не обращаясь:
— У арабов в Великом Эмирате закон такой есть: заключать в тюрьму человека «за злостное подсказывание ходов во время игры правоверных».
Знал бы фрязин, к чему приведут его слова, не хвалился бы своими познаниями.
Молодая великая княгиня решилась наконец пойти «конём вкось». Василий Васильевич поднялся, сгрудил фигуры и вызвал слуг:
— Мы тоже правоверные! В поруб боярина, в Беклемишевский подвал!
Вооружённые мечами стражники взяли под руки растерявшегося Василия — Полуекта Море: он молчал, не противился, только изумлялся столь неожиданному жестокому приказу своего князя.
Когда остались в палате втроём, Василий Васильевич объяснил фрязину:
— А тебе, Алипий, пора догонять митрополита Исидора. Ты ведь готов; всё на дорогу получил? И как сообщаться со мной — помнишь?
— Всё получил, государь, всё помню, только твоего последнего слова жду.
— Я сказал его. Не опоздаешь?
— Нет-нет. Исидор, я знаю, ехал через Псков в Ригу, потом зачем-то кривым путём на Вербек и Юрьев Ливонский. Морем доплыл до Любека, а теперь поедет в Феррару через всю Германию. Пока он минует Люнебург, Брауншвейг, Лейпциг, Бамберг, Нюренберг, Аугсбург, Инсбрук и Падую, у него уйдёт три месяца. А я за один до Феррары родной доберусь.
— Иди с Богом!
— Иду, иду… Вот только сыграю ещё одну партию в шахи с принцем крови, с Шемякою, мы уговорились…
— Какой он тебе принц! Немедленно покинь дворец!
— И то ладно, непременно ладно… — Альбергати учтиво поклонился Марье Ярославне, повернулся к великому князю, коснувшись концами пальцев правой руки шашечного навощённого пола.
После его ухода Марья Ярославна подошла с супругу, положила голову ему на грудь, сказала растроганно:
— Столь сильно люб ты мне, что я никогда больше не буду тебя в шахи обыгрывать.
Василий поцеловал жену в пробор волос, поддержал игру:
— А как же наинак! Кому охота в гости к Беклемишеву?
4Беклемишевские подвалы, расположенные за каменной крепостной стеной, славу имели недобрую. Со времён ещё Дмитрия Донского немало опасных беззаконников приняло истому в гостях у боярина Никиты Беклемишева. Нынче было здесь уже имение Юрия Патрикиевича, но старое название сохранилось. За мелкие злодеяния сюда не заключали, а убежать из подвалов не удалось ещё никому.
После вечерни, как угомонился кремлёвский люд, великий князь приказал привести боярина Василия в шашечную палату. Тот вошёл угрюмый, но смотрел незло, скорее удивлённо.
— Хочу с тобой сыграть, Полуект! — весело встретил его великий князь. — Правду ли бают, будто ты можешь вести бой в шахи с завязанными глазами? А теперь у тебя и руки ещё схвачены позади железом. Такого тебя я, пожалуй, обыграю.
— А если нет, если я тебе мат поставлю, что мне будет? На правеж пошлёшь?
— Зачем же, перед матом все равны.
— Так у нас на Руси говорят, а у арабов, вишь ты, по-другому.
— Альбергати небось тебя обставляет?
— Куда ему! Только корчит из себя шахматного богатыря. Он говорит, что визирь на доске у немцев называется дамой, а у французов — реньвьерж — значит, девственная королева.
— Ну и правильно, потому что самая слабая фигура.
— А раз слабая, значит, разрешено и помочь ей… А ты почему же меня…
— Сказал же: перед матом все равны!
Разговаривали, стоя друг перед другом, спокойно, без запальчивости, каждый понимал, что главный разговор ещё предстоит. Разница в том состояла, что великий князь знал, зачем вызвал боярина, а Полуекту надо было об этом догадываться.