В отличие от других. Он никогда не будет как они.
И он сел и отметил детали, которые знал об Олимпе.
— Те цветы растут только в этом саду, — цветок рос недалеко от ее ноги. Длинный толстый стебель символизировал вечное правление Зевса. Серебряные лепестки должны были выглядеть как ихор его крови.
Он думал, что цветок выглядел приятно, не впечатлял видом, но оставался милым.
Нимфа, которая не была нимфой, склонилась и обхватила цветок ладонями.
— Этот? Вряд ли я видела такой раньше.
— Деметра сделала цветок для него, — Аид не хотел говорить о Зевсе и Деметре. Как он мог повернуть разговор к себе? Как другие боги впечатляли женщин? — Силы всех богов впечатляют.
Она мягко улыбнулась. На ее лице была скорее печаль, чем радость или гордость.
— Я не знаю. Я видела только магию матери.
Это был его шанс. Аид склонился, соединив ладони чашей. Голубой свет сиял между его пальцев.
— Есть иллюзия, а есть магия, которая меняет ткань мира. Ты не против?
— Против чего?
Он посмотрел на ее платье.
— Можно?
Он не знал, как сказать ей, что хотел сделать ей подарок. Тот, что она ему дала. Он хотел, чтобы она… что-нибудь ощутила. Аид не мог назвать ощущение, когда сердце перевернулось в груди, когда она посмотрела на него большими зелеными глазами.
Она глубоко вдохнула, медля. Он мог читать ее как книгу и расслабился, когда увидел, что любопытство подавило ее осторожность.
Она кивнула, и он вытянул руки, осторожно опустил их на ткань. Он коснулся ее колена, зная, что это ее не испугает.
— Порой магия — создание новой жизни или растений. Порой это создание чего-то красивее, чем уже есть.
Его сила потекла сквозь пальцы. Бежевый хлопок был близок к погребальному савану, и он знал, как это менять. Серебряные нити побежали по ткани, и вскоре звезды украсили ее пеплос. Они блестели, как серебряные монеты.
Аид улыбнулся.
— Вот так. Это больше подходит твоей красоте.
Она посмотрела на магию, которую он сплел, а потом встретила его взгляд огромными глазами.
— Спасибо. Это красиво.
— Как и ты, — Аид старался быть хорошим, но не смог остановить руку, и ладонь прижалась к ее щеке.
Она должна была отпрянуть от него. Его родня запугала ее, она должна была ненавидеть всех олимпийцев. Но эта бесстрашная девушка прильнула к его прикосновению. Ее кожа была нежной, как бархат. Ее дыхание задевало его запястье, как нежное перышко.
— Никто еще не звал меня красивой, — прошептала она.
— О, ты красивая. Я вижу изящные кости под твоей кожей и сияние силы под ней. Таких, как ты, я еще не встречал. Звезда в смертной плоти.
Она сглотнула, его мозолистая ладонь скользнула по ее челюсти.
— Красивые слова. Но лишь слова.
— Ты не знаешь историю, нимфа? — он склонился ближе, вдыхая ее запах роз. — Когда Зевс создал смертных, нимф и наяд, они выглядели иначе. У них были четыре руки, четыре ноги и два лица. Но они были сильными. И он разделил их надвое, обрек их всю жизнь искать другую половинку.
Нимфа придвинулась ближе, ее свет слепил его. Ее губы были так близко, что он почти ощущал их мягкое прикосновение.
— Тогда хорошо, что я не смертная и не нимфа.
Он не успел уточнить, она пропала.
В прямом смысле. Исчезла из его рук, став лепестками роз, упавшими на скамью. Их унес ветер. Он не знал нимф, которые могли так делать.
Смех донесся из ближайших кустов. Крылатая нога вышла из листьев, Гермес выбрался с трудом из шипов.
— Это прошло лучше, чем я надеялся!
Аид опустил ладони на скамью, чтобы не сжать ими горло брата.
— Кто это был?
Кубок в руке Гермеса опасно накренился, нектар полился на землю, и там, куда он падал, рос мох.
— Дочь Деметры. Ребенок, которого никто не видел… Как ее зовут? Кора? Как-то так.
— Это не имя, — буркнул он. — Она дала дочери титул.
— Да, это печально, — Гермес накренился вправо, едва стоял на ногах. — Ты смелый, раз поцеловал дочь Деметры. Она тебя убьет.
— Я не целовал ее.
— Но было близко! Она сойдет с ума, когда услышит об этом, — Гермес сделал еще глоток.
Аид не хотел, чтобы Деметра слышала об их разговоре. Не из-за того, что она разозлится, а она разозлится. Он хотел, чтобы этот момент был его тайной. Он хотел сохранить этот миг в своем сердце на время.
Что-то в этой девушке, Коре, затрагивало его душу.
Он оскалился.
— Ты не скажешь ни слова об этом Деметре.
Гермес усмехнулся.
— А мне с этого что?