Но пока что он был счастлив обнимать ее. Обнимать их, понял он с ясностью. Его жену. Его ребенка. Все было в одном создании, и его сердце пело, пока он смотрел на нее.
— Олимп, спаси меня, — выдохнул он в ее сердце, поцеловал место, которого коснулись его слова. — Я буду поклоняться тебе до дня, когда тебя заберут из моих рук в смерть. И даже тогда, моя жена, моя королева, я последую за тобой туда, где оказываются боги.
ГЛАВА 40
Чем больше она была в Царстве мертвых, тем больше ощущала молитвы смертных. Персефона сидела у замка на скамье в саду, опустив ладонь на выросший живот, прикрыв глаза. Она отклонила голову и слушала надежды и мечты смертных.
— Королева Персефона, прошу, даруй мне ребенка, — звал один голос. — Я знаю, это не в твоих силах, но, боюсь, мне даруют только душу ребенка, который не выживет. Если бы ты могла дать мне ребенка из Царства мертвых, я дала бы ему жизнь, какую он заслуживает.
Если бы такое было возможно. Она собрала бы всех детей в Подземном мире и послала их к смертным матерям, которые не могли забеременеть. Но такое не было возможным, как бы она ни старалась.
Персефона потерла ладонью живот.
— Скоро, — прошептала она. — Скоро ты будешь в моих руках, малыш.
Она не могла дождаться встречи с ребенком. Она и Аид всю ночь болтали о том, как мог выглядеть их ребенок. Он хотел, чтобы это была маленькая Персефона. С ее шоколадными кудрями, ее глазами и улыбкой, которая могла зажечь солнце.
Но Персефона предпочла бы мальчика, похожего на Аида. Она хотела сына с темными волосами, темными глазами и серьезным лицом, даже во время игры.
Она много времени проводила, мечтая о том, как будет выглядеть ребенок. Много времени.
Еще несколько месяцев, и она вернется в мир смертных, хотя она успеет родить ребенка и подготовить его к тому, чтобы она ушла. Аид собирался воевать, чтобы никто не забрал его жену и ребенка. Но она знала, что они не могли влиять на это.
Ей придется уйти с их ребенком. Но, к счастью, у них было все время мира, чтобы быть вместе.
Мысли не успокаивали. Прижав кулак к животу, она с тревогой сделала отрыжку и решила отыскать Аида.
Он мог потереть ее спину, успокоить ее и напомнить, что все будет хорошо. Как бы тяжело ни было, все станет проще, ведь они будут в этом вдвоем.
Она встала и пошла к его покоям. Она еще не ковыляла, хотя живот уже был большим. Дом ее ребенка вел ее к комнате Аида.
В конце коридора Геката и Танатос ждали у двери. Хмурясь, Персефона остановилась за ними, но они не посмотрели на нее. Они просто смотрели на дверь, словно она могла загореться.
— Я могу помочь? — спросила она.
Геката обернулась с ужасом в глазах. Персефона задумалась, умер ли кто-нибудь. Танатос побелел, как снег, хоть уже был бледным. Он неловко раскрыл крылья, мешая ей войти.
— Ничего не происходит, — пролепетал он. — Все под контролем.
Он вызывал подозрения.
Тревога вспыхнула в ее желудке и поднялась ко рту.
— Что происходит?
— Ничего! — Геката прыгнула перед Персефоной, словно могла помешать ей даже смотреть на дверь. — Ничего, моя королева. Все под контролем, и я предлагаю тебе пока что уйти в свои покои. Мы с Танатосом справимся.
— Справитесь? — Персефона посмотрела ей в глаза, сверля взглядом. — Я не знаю, что вы затеяли, но мне можно войти в покои мужа, когда я желаю.
— Конечно, — Геката взглянула на Танатоса, а потом посмотрела на Персефону. — Но, может, не сейчас?
Вот и все. Персефона не могла сидеть и ждать, пока эти дураки поймут, что за историю они хотят ей рассказать. Она напряглась так, что почти ощущала металл во рту, и он не пропадет, пока она не поймет, что происходило за той дверью.
Она послала лозы с потолка. Они обвили руки Танатоса, придавили его к стене, заставив замереть на месте.
— Моя королева! — закричал он, листья заткнули его рот и помешали говорить дальше.
Геката попятилась от Персефоны, поднимая руки.
— Не связывай меня зеленью. Не нужно.
— Ты помешаешь мне войти в покои моего мужа? — спросила Персефона.
— Нет, но лучше не делать этого сейчас.
— Почему нет? — ее глаза пылали от гнева. Ее сердце гремело в груди, как барабан, бьющий по ребрам.
Геката вздохнула, ее плечи опустились в поражении.