На удивление сильной хваткой он хватает меня за запястье.
– Нет. Никакой полиции. Никаких больниц. Иди в безопасное место.
И оставить его здесь? Никогда.
– Где у тебя болит?
– Уходи. Сейчас же.
Его темные глаза закрываются, и он теряет сознание.
Я перестаю спорить и начинаю паниковать.
– О, боже мой.
Мне нужно думать – быстро. Что я могу для него сделать, если он не хочет, чтобы я звала на помощь? И почему он этого не хочет?
Потому что он сделал что-то незаконное?
Итан обычно утверждал, что его отец был наемным убийцей, и я смеялась, убежденная, что он, должно быть, шутит или пытается сделать свою жизнь круче, предоставив отцу сомнительное занятие.
Одна вещь, которую я заметила? Итан никогда не смеялся в ответ.
Срань Господня, он говорил правду?
Не уверена, как я отношусь к тому, чтобы быть влюбленной в потенциального наемного убийцу, но это проблема на потом.
Я осматриваю распростертое тело Рэнсома. Если он потерял сознание, значит, ранен и теряет кровь. Он определенно насквозь промок от неожиданного дождя. Я не хочу его трогать, но если я собираюсь помочь, то должна. Во-первых, мне нужно убедиться, что мы будем в безопасности.
Прерывисто дыша, я встаю ровно настолько, чтобы включить свет в кладовке. Это место – катастрофа, но мне все равно. Рэнсом привязал заднюю дверь какой-то прочной веревкой. Он продержится недолго, а входная дверь плотно заперта. И со стоянки, и с переулка ветеринарная клиника кажется темной и пустой. К счастью, стрельба, похоже, закончилась. Я молюсь, чтобы тот, кто подстрелил Рэнсома, сбежал, когда появилась полиция.
Бросившись обратно в хирургическую палату, я нахожу тележку на колесиках, которую доктор Роббинс использует для перевозки крупных животных. Поскольку та может выдержать лошадь, то легко выдержит Рэнсома.
Я тащу ее в холл вместе с куском фанеры, который мы иногда используем, чтобы перенести бесчувственное животное на катящуюся металлическую плиту. Я запираю колеса на тележке, затем прижимаю к ней дерево. Я не знаю, как его подниму, но найду способ. Это может быть вопрос жизни и смерти.
Отбросив тревоги, я перекатываю Рэнсома ближе к доске, чтобы суметь потянуть или поднять его. Что-то. Это выглядит так же невероятно, как и звучит.
Но когда я кладу его на спину, цементный пол покрыт лужами – и кровью. Он смертельно бледен.
Мое сердце останавливается.
Я снова достаю телефон. Он сказал мне не звонить в 911, но ничего не сказал об Итане.
К счастью, мой бывший отвечает сразу же.
– Гавана?
Конечно, он в замешательстве. Мы не разговаривали с того утра, когда он вошел на кухню и застал нас с отцом в поцелуе, мое тело бесстыдно извивалось, пока я молча умоляла о большем.
Я не могу беспокоиться, причинило ли это ему боль сейчас.
– Твой отец здесь. У него кровь. Он не позволяет мне позвать на помощь. Потерял сознание. Мне н-нужно поднять его, но я не могу и...
– Хорошо. Успокойся. Скажи мне, где ты находишься.
Я говорю. На заднем плане слышу, как он хватает ключи, хлопает дверцей машины и со свистом трогается с места.
– Я буду через пять минут. К черту все это, я проеду на красный свет. Буду за три.
– Ладно.
Я ничего не могу сделать, кроме как пялиться на Рэнсома, пока Итан ведет машину, поэтому я включаю громкую связь и кладу трубку.
– Такое случалось раньше?
Итан колеблется.
– Да. Обычно он звонит одному из своих братьев. Но я был с ним несколько раз, когда случалось всякое дерьмо. Я знаю, что делать.
О, слава Богу!
– Мы должны помочь ему.
Я пытаюсь снять ветровку Рэнсома, чтобы взглянуть на его раны, но она, как вторая кожа, облегает его плечи шириной в милю. В рукаве пальто есть дыра, в которую вонзилась пуля... и теперь сочится кровь. Наверное, мне придется разрезать ткань.
Но на его шее еще больше крови.
Сделай что-нибудь, кроме того, чтобы стоять. Окажи прямое давление, идиотка!
Я не останавливаюсь, чтобы подумать, просто снимаю свою солнечно-оранжевую футболку и прижимаю ее прямо к левой стороне его горла, где кровь сочится быстро. Когда я вытираю кровь, чтобы взглянуть на рану, я вижу кусок, вырванный из его плоти, который соответствует пуле.
О Боже мой. О Боже мой. О Боже мой.
Пытаясь собраться с мыслями, я вытираю еще больше крови и приглядываюсь внимательнее. Кажется, что пуля прошла мимо его артерии... но едва–едва. И у него сильное кровотечение.
Дерьмо. Я снова накрываю рану футболкой и прижимаю окровавленную ладонь.
– Что происходит? – спрашивает Итан. – Что ты видишь?
Я ввожу его в курс дела, и он отвечает без остановки.
– Я оказываю прямое давление, но он потерял кровь… Я думаю, ему нужно больше.
– Блять. У нас с папой разная группа крови.
– У меня первая отрицательная. Универсальный донор.
– Ты не против пожертвовать?
Слезы щиплют мне глаза.
– Я отдам все, что у меня есть, если это сохранит ему жизнь.
– Гавана... – Он вздыхает, как будто хочет спросить меня о моих чувствах к его отцу, но не делает этого. – Ты в ветклинике, верно? У тебя там есть медицинские принадлежности? Антибиотики и обезболивающие?
– Ага.
– Хорошо.
– Его действительно арестуют, если мы позвоним в полицию?
Итан отвечает не сразу.
– Я никогда не задавал слишком много вопросов. Я не хотел этого знать. Дядя Рэнд – начальник полиции маленького городка, а дядя Раш уже много лет работает в правительстве. Я знаю, что они в команде хороших парней. Папа и дядя Ридж, похоже, играют на стороне врага. Но он мой отец.
– Я... я не осуждаю. Я просто хочу знать.
Того кому отдала свое сердце. И который может владеть мной всю оставшуюся жизнь, если переживет эту ночь.
– Это все, что я могу сказать. Я уже подъезжаю.
Мне не хочется оставлять Рэнсома, но я должна отпереть входную дверь для Итана.
– Я собираюсь отключиться. Дай мне минутку. И будь там осторожен!
– Конечно.
Связь оборвалась.
Я ползу на четвереньках, пока не нахожу несколько бинтов и жгут на полу кладовки. Я отрываю рубашку от раны и закрепляю повязку на ее месте. Это не остановит кровотечение, но должно замедлить, пока я впущу Итана внутрь.
На дрожащих ногах я встаю и вглядываюсь в слишком бледное лицо Рэнсома, стараясь не поддаваться отчаянию.
– Ты меня не слышишь, но, пожалуйста, пожалуйста... живи.
Снова льются слезы.
Внезапно резкий стук в дверь вырывает меня из отчаяния. Я ополаскиваю руки в раковине в операционной, бросаюсь в переднюю часть кабинета и поворачиваю ключ, чтобы впустить Итана.
Он быстро оглядывает меня, поднимает бровь на мой лифчик и джинсы, затем смотрит мимо.
– Где он?
Я снова запираю дверь.
– Следуй за мной. Кто-нибудь следил?
– Никто.
Итан идет прямо за мной, когда я веду его через зону ожидания в хирургическую палату, а затем в задний коридор.
Он резко останавливается.
– Черт. Давай положим его на стол и снимем рубашку.
– Да. Тогда я смогу увидеть ущерб. Я знаю, как шить. Доктор показала мне, как оказывать неотложную помощь с тех пор, как я заступила на эту смену в выходные, и...
Я нервно бормочу.
Итан присаживается на корточки рядом с отцом и просовывает руки под его распростертое тело.
– Иди на другую сторону. Нам придется поднять его.
Это заставляет меня нервничать. Я не сильная. На пару дюймов выше средней девушки, но у меня всегда было больше изгибов, чем мускулов.