Желудок протяжно заурчал.
— Дай ещё пирожка, а, — я не находила сил выпрямить спину, такой невыносимой тяжестью стали собственные плечи.
— Пирожками тут не обойдёшься. — Тёмный дёрнул вьючного серого за уздечку, тот поравнялся с ним.
В животе всё сжималось, я выхватила протянутый пирожок и вцепилась в него зубами. Тёмный смотрел на меня с жалостью.
— Долго до постоялого двора? — промямлила я, пережёвывая почти не слащёное тесто и кислую начинку из ревеня.
— К вечеру доберёмся.
— Вот Тьма.
— Вот Свет.
Покосилась на тёмного: он хмуро смотрел вперёд. Оглянулся. Я тоже: до горизонта на тракте никого не было. Впереди тянулась телега с бочками, быстро уносилась тёмная точка всадника. Солнце жарило.
— Если совсем невмоготу станет, — тёмный снова уставился вперёд, — пересядешь ко мне.
— Вот ещё, — пробубнила я и продолжила отчаянно жевать пирожок.
Тёмный промолчал.
Ничего не сказал и позже, когда я, задремав, стала валиться с седла, а он меня поддержал.
И на холку своему коню усадил меня тоже молча.
«Только бы не заболела, только бы я не заболела», — смотрела на свои трясущиеся руки. В груди тянуло, голова раскалывалась, от резкого запаха копчёной кабанины мутило.
Ужинала я в отдельной мрачной кабинке, освещённой вонючими свечами. Тёмный трапезничал в общем зале, из-за бревенчатой стены доносилось нарастающее пение, бряцание посуды. Даже здесь я ощущала запах перегара и кислого вина.
Облокотившись на стол, схватилась за голову.
За что мне всё это?
Только бы не заболела, потому что если слягу на этом постоялом дворе, я просто сдохну.
Брезгливо отодвинув тарелку с копчёным мясом, головками лука и ломтём хлеба с тмином, я поднялась. Комната слегка качнулась.
«Я просто устала. Устала. Давно не выезжала из Самрана, вот и утомилась», — толкнула дверь.
Узкий коридор утопал во тьме. Посетители горланили о какой-то не дождавшейся солдата девушке, но в висках так стучало, что я не могла разобрать все слова.
В таком состоянии никакое самоувещевание не поможет.
Осторожно касаясь липкой стены кончиками пальцев, я выискивала путь в темноте и постоянно напоминала себе, что я под прикрытием и не должна использовать магию, о чём проклятый тёмный напомнил перед въездом на постоялый двор.
Мог бы и со мной поужинать.
Нащупав дверь на запасную лестницу, открыла её и стала подниматься по крутым ступеням.
В жизни болела всего пару раз, и почему зачахла именно на задании? Не везёт, так не везёт.
На втором этаже чадили масляные светильники, было почти тихо. К счастью, дверь с цифрой «3» оказалась рядом, я прижалась к ней и резко провалилась внутрь.
Напротив двери стояла массивная двуспальная кровать, поверх мехового покрывала полулежал тёмный в бархатном фиолетовом халате и читал какие-то бумаги. Распущенные волосы мокро блестели.
Тёмный поднял взгляд, затем и бровь:
— Не поела?
— Голова болит. — Захлопнула дверь и привалилась к ней. — А тут и помыться можно?
— В соседней комнате. Через час тебе принесут воду… Тебя обслуживала девушка?
Кивнула. Потянула с плеч куртку, уронила, за ней и рубашку. У кровати сдёрнула штаны и рухнула на мягкую шкуру:
— Сил нет.
Закрыла глаза, надеясь провалиться в сон, но, увы, он, одолевавший меня в седле, теперь позорно скрылся в неизвестном направлении.
«Спать-спать-спать», — уговаривала себя и не заметила, как стала теребить мех и постукивать ногами в такт доносившихся снизу песнопений.
Вдоль позвоночника пробежали мурашки, дыхание участилось. Не сразу осознала, что злюсь. Просто беспричинно злюсь.
Бумаги в руках тёмного зашелестели, когда он перекладывал верхний лист вниз. Раздражение усиливалось. Села. Уставилась на стену с выцветшими картинками.
На редкость убогое место. С Эсином мы останавливались в роскошных квартирах ордена или в частных домах… Эсин… чем он сейчас занят?
Принялась ходить вдоль стены, раздражённо отпихнула куцый коврик, сдвинула стул от стола. Обошла кровать и подёргала покосившуюся ручку комода. Пальцы задрожали, но слабости не было, только нервное, противное возбуждение.
Тёмный снова зашелестел листами.
— Что читаешь? — Мой голос скрипел, прорывались истерические нотки.
Не отрываясь от чтения, тёмный пояснил:
— Перед самым отъездом письмо от друга получил, вот, знакомлюсь.
Осознала, что притопываю. Перестала. Заходила вокруг кровати.
— Слушай, хватит мельтешить. — Тёмный указал на дверь. — Молодого человека из комнаты в конце коридора невеста бросила, он здоров, погрейся у костра его страсти или потуши его разрядом молнии между ног, пока он какую-нибудь служанку не изнасиловал. Кстати, он недавно помылся.
Дышать было тяжело. Схватила подушку и швырнула в тёмного, он перехватил её и подложил под спину. И всё так спокойно, а мне хотелось кричать.
Метнулась к комоду, выхватила из стоявшей на нём сумки длиннющее зелёное платье. Натягивая его, бросилась к двери.
— Осторожно, — сказал тёмный.
Остановилась на пороге.
— Парень действительно зол, не понравится — просто уходи, без магии, у него кишка тонка убить.
Хлопнула дверью так, что посыпалась штукатурка. Моё тяжёлое, хриплое дыхание перекрывало доносившийся снизу ор. Проводя пальцем по волосам, обнаружила, что лоб мокрый от пота.
«Да что со мной?» — я рассеянно передвигала ноги и вдруг оказалась у двери в конце коридора.
С той стороны доносились тяжёлые быстрые шаги. Что-то разбилось. Сердцебиение участилось, но вместе с этим накатило облегчение. И возбуждение.
Толкнув дверь, я стремительно вошла, захлопнула её и взглянула в лицо остолбеневшего постояльца. Ему было лет двадцать пять, немного худощавый, но привлекательный блондин. Судя по одежде — мелкопоместный дворянин.
В следующую секунду поняла, что ему не нравится, когда женщины смотрят в глаза. Особенно сейчас. Спешно потупилась:
— Простите, ошибалась комнатой.
Он был возбуждающе зол. Изучал меня жадным взглядом, а я уже знала, чего он хочет, и внутри разгорался огонь, колени приятно слабели. Дрожащим, испуганным голосом пролепетала:
— Простите, — и отступила.
Меня захлестнуло волной дикого возбуждения.
— Э нет, — пророкотал мужчина, тяжело шагая ко мне.
Он придавил меня к двери: сильный, гневный. От него пахло мылом и травами, за что я была крайне благодарна. И аура чистая — ни одного инфекционного заболевания.
— Господин, — выдохнула я. — Отпустите.
Его это возбуждало. Сдержалась, чтобы не податься навстречу. И когда он прижался к моим губам, упёрлась руками в грудь. Отталкивая, я задыхалась от ощущения, как его это заводит. О Тьма, да он с ума сходил от желания!
Я билась в его объятиях, и жар растекался по телу, я скользнула по его всунутому между ног колену и застонала, с трудом маскируя это под всхлип. Мужчина схватил меня и потащил к застеленной мехом койке.
— Нет, господин, ах, нет, — лепетала я, торопливо перебирая ногами. — Нет, отпустите. — Умоляла я, даже не двигаясь, пока он расстёгивал и стягивал штаны. — Господин, не надо.
Облизнула пересохшие губы. Он хотел, чтобы я зарыдала, резко поддёрнул подол, за бёдра потянул меня к краю. Он ждал, чтобы я умоляла о пощаде. И плакала. Плакала. Меня жгло его желанием, между ног было невыносимо жарко и мокро.
— Нет, господин, — я выдавила всхлип. — Нет, только не это.
И задёргала плечами, а внутри всё скручивало от желания. Я чуть не закричала, чтобы он уже начинал, а он лишь лапал мои бёдра. Я завсхлипывала сильнее:
— Нет, господин, прекратите, нет, пожалуйста, нет, — дёрнулась вперёд, будто собираясь бежать. — Я закричу.
Он накрыл ладонью мой рот и наконец-то толкнулся внутрь, по мокрому легко задвинул на всю длину, и я затряслась во вспышке удовольствия. Он двигался, не давая передышки, почти сразу я снова ощутила напряжение внизу живота, плеснувшееся по телу жаркой судорогой. Ладонь убрали со рта, и я знала, зачем: