«К черту независимость!» – подумала Юджиния, беспокойно двигаясь под замершими пальцами Бренча Макколи.
Довольный реакцией Дженны, Бренч стал осторожно опускаться ниже, пока не почувствовал невероятную мягкость ее нежных холмиков и упругие соски, затвердевшие от ласк. Осыпая поцелуями влажные плечи молодой женщины, Макколи обхватил соски большими и средними пальцами и легонько сдавил их. Грудной стон Юджинии чуть не свел Бренча с ума. «Спокойно, – напомнил он себе, – медленно и спокойно».
Борода Макколи покалывала кожу, но Дженне это казалось таким же возбуждающим, как и прикосновения его мозолистых пальцев. Огонь, бушевавший глубоко внутри, перекинулся выше, опаляя Юджинию жаром, пока ей не стало казаться, что она сейчас сгорит, превратится в кучку пепла, так и не получив удовлетворения, которое она не могла ни назвать, ни представить. Бренч клеймил ее жаркими губами, поглощал ее, лишал воли, свободы. Давние страхи пробудились, и молодая женщина стала извиваться под ласками Макколи, не позволяя ему обрести над собой власть.
Но руки Бренча уже обхватили упругие груди, он нежно мял их, мимолетно касаясь большими пальцами сосков. Новые ощущения подлили масла в огонь, бушевавший внутри, и Дженна окончательно потеряла над собой контроль.
Язык Макколи жадно слизывал воду с пылающей кожи, услаждая так, что молодая женщина вздрагивала от каждого прикосновения. Но этого Бренчу было мало. Его тело требовало освобождения. Боль в паху стала непереносимой. С отвагой, рожденной отчаянием, он стал настойчиво приближать поцелуи к груди Дженны, нашептывая нежные слова, сливавшиеся с ее сладкими стонами. Но когда Макколи осторожно обвел языком затвердевший сосок, Юджиния выдохнула:
– Бренч!
– Все хорошо, милая. Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Если хочешь, чтобы я прекратил, так и будет. Ты такая красивая, такая сладкая. Позволь мне любить тебя, Дженна.
Юджиния чуть не закричала от облегчения и разочарования, когда губы Макколи покинули ее тело. Она почувствовала, что он прижимает ее спиной к бортику лохани. Бренч обхватил ладонями ее лицо, поворачивая к себе. В следующую секунду его язык обжег скулу, пробираясь к губам.
Молодая женщина внутренне сжалась, ожидая, предвкушая поцелуй Макколи, и в то же время сожалея, что его губы оставили грудь. Поцелуй оказался дразняще легким. Но в следующее мгновение Бренч завладел губами Юджинии с первобытной свирепостью, которая была соразмерна снедавшей ее изнутри жажде. Молодая женщина инстинктивно повторяла движения Макколи, покусывая, посасывая, открываясь ему. Она упивалась шелком его влажных губ, покалыванием усов. Языки танцевали и переплетались в одном ритме с рукой Бренча, продолжавшей колдовать над грудью Дженны. Молодой женщине казалось, что она сейчас умрет. Она взлетала к небу, все выше и выше, тянулась за чем-то, чего не могла распознать.
– Твой вкус прекрасен, – прошептал ей в губы Макколи. – Господи, Дженна, я хочу тебя!
Она не могла ответить. Не знала как.
Бренч встал на ноги, потянув за собой молодую женщину. Юджиния открыла глаза и смотрела на Макколи доверчиво и невинно, испуганно, но и с вожделением, пока тот оборачивал вокруг нее сухое полотенце, позволив мокрому соскользнуть с ее тела в воду. Обняв Дженну одной рукой за плечи, а второй подхватив под колени, Бренч поднял ее. Неотрывно глядя в глаза Юджинии, он неторопливо двинулся к кровати. Нельзя было совершить оплошность и испугать ее.
Бренч поставил Дженну на ноги перед собой. Одной рукой молодая женщина обвила его шею, а второй крепко держала полотенце. Макколи ужасно хотелось скользнуть руками под мягкую ткань, но он боялся, что Юджиния запаникует, и поэтому ограничился тем, что прижал ее к себе, давая почувствовать свое желание.
– Это неправильно, – сказала Дженна с мольбой в мутно-голубых глазах. Она уперлась носками во влажный коврик, намереваясь отстраниться, но тело отказывалось это делать.
– Тогда почему нам так приятно, так хорошо?
– Я… я не знаю.
Макколи снова, как коршун, накинулся на ее губы и стал неистово их целовать.
– Тебе страшно?
– Да.
– Хочешь, чтобы я прекратил, ушел?
– Да. Нет! Не знаю.
– Расслабься, милая, я не причиню тебе вреда.
Бренч прижал Дженну крепче, овладевая ее ртом в поцелуе, который был одновременно нежным и свирепым. В поцелуе, которым он называл ее своей. «Независимость!» – кричал разум молодой женщины, и она пыталась сопротивляться. Но она никогда в жизни не испытывала такого удовольствия, какое дарил ей сейчас Макколи. Ей хотелось продолжения.
Юджиния утопила пальцы в волосах Бренча, приоткрыла губы, робко встречая его язык своим, приглашая его вовнутрь, в то время как тело таяло в его объятиях. Бренч понял, что победил.
Из-за двери послышался голос Мауры:
– Ужин готов, я уже могу подавать на стол. Дженна, ты скоро?
Задергалась дверная ручка.
Глава седьмая
Бренч опустил руки, и Дженна резко отстранилась, вдруг и испугавшись, и застыдившись.
– Ответь, – прошептал Макколи. – Дверь закрыта, она не сможет войти.
– Д-да, – крикнула Юджиния, отбиваясь от рук Бренча. – Я сейчас буду.
Последовало недолгое молчание, потом шаги Мауры стали удаляться по коридору. Слышно было, как она легонько постучала в дверь комнаты Бренча. После этого она наконец спустилась по лестнице. Бренч выдохнул.
Вот дурак! Маура поймет, где он был. Но Макколи знал, что сестра не станет смущать Дженну лишними вопросами. Посмотрев на женщину, трепещущую в его руках, Бренч погладил ее по плечам через толстое полотенце и стал придумывать слова ободрения. Юджиния сбросила его руки и скрылась за ширмой, стоявшей в углу, чтобы переодеться.
– Дьявол, Дженна, не прячься от меня! Мне больно, точно так же, как и тебе.
Глотая слезы, молодая женщина заставила себя говорить ровным голосом, хотя у нее дрожали колени.
– Они ждут нас. Маура станет тебя искать. Она была права; он не мог с этим поспорить.
– Могу я прийти в твою комнату позже.
Молодая женщина медлила с ответом, и у Макколи защемило сердце.
– Пожалуйста, Дженна, нам нужно поговорить.
– Хорошо. Позже.
Ни слова больше не говоря, Бренч направился к двери и вышел из комнаты. Юджиния с такой силой задвинула за ним щеколду, что его передернуло.
Час спустя Бренч поднял взгляд, заслышав на лестнице шорох. юбок. Юджиния, снова одетая в черное платье – единственное, которое она привезла с собой из Чикаго, – шагнула с последней ступеньки лестницы.
– А вот и Дженна! Чудесно выглядишь в этом платье, – Маура с лукавой улыбкой повернулась к брату, когда тот последовал за ними в кухню. – Ты так не думаешь, Бренч? Не зря она так долго принимала ванну и переодевалась.
Макколи выругался про себя, когда стыд проступил слезами в глазах Дженны и заставил вспыхнуть щеки. Теперь она, наверное, и на десять футов[37] его к себе не подпустит благодаря дорогой сестрице.
Дженна. Еще одна тема, которую надо будет с ней обсудить: почему она предложила Мауре называть себя так, а с ним об этом не заговаривала?
Посадив Дженну за стол рядом с Бренчем, а Рембрандта напротив него, Маура заняла свое место и представила гостью уже подошедшим детям. Маура попросила старшую дочь прочитать молитву перед трапезой, и все склонили головы. Едва Кэтлин открыла рот, как через черный ход в комнату влетел Сэл Треноуэт. Он только что мыл руки и умывался у колонки во дворе и потому был мокрый.
– Очень вовремя, – проворчала Маура, хотя просто светилась от радости, увидев мужа. – Посмотри, кто приехал, и, заметь, не один. Мой братец привез с собой леди погостить.
– Прости, что опоздал.
Дородный шахтер обнял жену, а потом обратился к зятю на свойственный корнуоллцам манер:
– Бренч, друг мой, рад твоему возвращению. Рембрандт, наверное, уже рассказал тебе о…
– Еще нет, – перебил старик. – Я решил просто показать ему.
– Что ж, я хочу при этом присутствовать.