Сэл подмигнул Рембрандту и улыбнулся, словно кот, придумавший, как самому доить корову.
Дженну познакомили с главой семейства, и все приступили к ужину, который был приправлен непринужденной беседой и едва скрываемым любопытством Треноуэтов. Слегка растерявшаяся от града вопросов детей Дженна сообщила, что выросла недалеко от Чикаго и совсем недавно приехала на Запад.
– Но я некоторое время жила в Колорадо, когда была маленькой.
– Ах! – Маура передала гостье блюдо с картофельным пюре. – Замечательное место Колорадо. Бренч говорил, что там даже лучше, чем у нас. Как раз там он встретил Рембрандта. Три года назад, когда впервые отправился из Пенсильвании на Запад.
Дженну интересовало прошлое Бренча, и она спросила, есть ли у них еще родственники в Колорадо.
– Да. – Маура тяжело вздохнула. – Хотя нас становится все меньше…
– Маура, красавица моя, передай, пожалуйста, подливу.
Бренч уловил в тоне Сэла предостережение, адресованное жене.
Что-то было не так, ему о чем-то не хотели рассказывать. Макколи перевел взгляд с сестры на зятя и произнес ледяным тоном:
– Так… Выкладывайте, что произошло?
Маура открыла было рот, но тут же закрыла его. Выражение лица у нее было мученическим, и Бренч не мог этого не заметить. Губы Мауры задрожали, но в следующую секунду она выпрямила спину и взяла себя в руки.
– Наш племянник, Син. Он… Ах, Бренч, мальчик умер.
– Син! Ему ведь всего одиннадцать лет. Что случилось?
– Энни не смогла заставить себя написать об этом сразу. Я получила письмо на следующий день после твоего отъезда. Рабочие устроили забастовку где-то около месяца назад. Через две недели, когда владельцы не смогли заставить рабочих повиноваться, привлекли пинкертонов и…
– Дьявол!
Бренч вскочил на ноги и стал метаться из угла в угол, пока наконец не остановился рядом со стулом Сэла и не посмотрел на сестру. Его глаза, темные, полные ненависти, сейчас напоминали цветом замороженный трилистник.[38] В комнате стало так тихо, что звук падения крупинки золотого песка на пол показался бы грохотом каменной глыбы. Дженна поймала себя на том, что затаила дыхание.
– Продолжай, – проревел Бренч. – Расскажи остальное.
– Их были полчища, Бренч, целая армия, – продолжила Маура испуганно. – Они охраняли не пожелавших вступить в профсоюз рабочих, которых бросили на разгон забастовщиков. Никто точно не знает, с чего все началось, но забастовка переросла в мятеж. У рабочих были дубинки, камни и обрывки цепей, даже у маленького Сина, но пинкертоны – у них были револьверы. Син… – голос подвел Мауру, – пуля вонзилась ему в мозг.
Маура смолкла и разрыдалась. Кэтлин встала из-за стола и подошла к матери. Маура обняла девочку и уткнулась в маленькую, но уже зрелую грудь.
– Он даже не успел понять, что произошло, – спустя некоторое время сказал Сэл. – Нужно быть благодарными хотя бы за это.
– Черта с два я буду благодарным!
Бренч резко отвернулся к стене; сжатые в кулаки руки упирались в бедра, одна нога подогнулась, что Дженна часто за мим замечала. Легкая дрожь в плечах выдавала, что Макколи сдерживает слезы.
После произошедшего в ее комнате Юджиния думала, что никогда больше не сможет смотреть в глаза этому человеку. А теперь ловила себя на желании подойти к Бренчу, обнять его на плечи и постараться утешить. Дурацкая мысль. Она для Макколи совершенно чужая, в то время как его окружают ближайшие родственники.
Дети печально уставились в тарелки, наблюдая, как подлива, застывая, превращается в жирные коричневые лужицы. Еще недавно казавшийся райским запах зеленого горошка под сметанным соусом, бифштекса с нежной корочкой и пюре теперь развеялся и потерял привлекательность.
– Будь прокляты эти чертовы пинкертоны! – Бренч вытер глаза рукой. – Будь они прокляты, все до единого, ублюдки и детоубийцы.
Дженна подняла голову и уже открыла рот, чтобы стать на защиту организации, в которой работала. В этот момент Бренч отвернулся от стены. Его взгляд был полон негодования и ненависти, и Юджиния интуитивно поняла, что эта враждебность вызвана не только смертью Сина.
– Почему я не был там? – Голос Бренча стал тихим, таким тихим, что Дженна едва различала слова, но в то же время жестким и неумолимым. – Я не должен был убегать, словно поджавший хвост трусливый койот.
Маура подняла голову и вытерла глаза.
– Нет, Бренч, ты должен был уехать. Они повесили бы тебя, как нашего Патрика, и…
– Неужели ты не понимаешь? – заорал Бренч. – Это я, я должен был получить пулю, а не Син. – Он покачал головой и продолжил глухим от боли голосом: – Нет… Син со смеющимися глазами и целой жизнью впереди. Дьявол!
Мощно замахиваясь, Бренч стал бить кулаком в стену, снова и снова. Звуки ударов гремели у Дженны в ушах, от них под ней задрожал стул. Взятый в рамку рисунок, на котором была изображена лавка «Серебряный слиток», с грохотом упал на пол. Только когда деревянная стена треснула и кулак провалился наружу, Макколи остановился. Все размышления Юджинии, что она ему чужая, испарились без следа.
– Ах, Бренч, не надо! – воскликнула Маура, вскочив на ноги, но Дженна ее опередила.
Оказавшись между Бренчем и пробитой стеной, молодая женщина вцепилась в его руки.
– Пожалуйста, не надо. Этим ты ничего не поправишь, а только причинишь себе боль.
Макколи стряхнул ее руки, снова сжал кулак и оскалился. Его зеленые глаза горели таким диким гневом, что Юджиния вздрогнула.
Он намеревался еще раз ударить по стене. Ему нужна была эта боль, нужно было наказать самого себя. Дженна обхватила кулак Бренча обеими руками, чтобы остановить его. Ее руки казались маленькими и хрупкими по сравнению с кулачищем Макколи.
– Бренч!
Только тогда Бренч посмотрел на молодую женщин и увидел страх и тревогу в ее глазах. Откинув голову, он выдохнул, выпуская вместе с воздухом и ярость. Схватив Дженну за плечи, он притянул ее к себе.
Сидящий за ним Сэл вопросительно взглянул на жену. Маура пожала плечами, но в глазах ее горела искорка надежды.
Юджиния вдруг заметила, какое напряженное молчание сгустилось вокруг них с Бренчем. Она осторожно высвободилась из его объятий.
Макколи повернулся и увидел, что его партнер и родственники смотрят на них с Дженной.
– Простите. Я не хотел испортить вам ужин. Не обращайте внимания, доедайте. Мне… – он бросил взгляд на Дженну, – мне нужно выйти покурить.
Когда Бренч вышел, Маура обессиленно плюхнулась на стул.
– Я знала, что он тяжело это воспримет. На долю нашей семьи выпало так много потерь! Моя бедная матушка родила одиннадцать детей, и только пятеро из них живы. А теперь смерть забирает ее внуков.
Дженна вернулась на свое место.
– Одиннадцать?
– Да. Трое умерли, не достигнув пятилетнего возраста. Слоана убили всего месяц назад, Патрика повесили за три года до этого. Нашего брата Сина, тезку маленького Сина, убили на войне между штатами, а Бренч – мой добрый, умный брат – тут же сбежал из дома проверить, получится ли и у него тоже найти свою смерть. Слава Богу, отец до этого не дожил. Если бы пневмокониоз не свел его к тому времени в могилу, гибель двоих сыновей на войне наверняка стала бы причиной его смерти.
– Бренч воевал?
– Папа тоже был на войне, – пискнул кто-то из детей.
– Да, и Бренч, и Сэл, – Маура с любовью посмотрела на мужа. – Хвала Господу, мой муж вернулся целым и невредимым. А вот Бренч, когда переутомляется, все еще страдает из-за ранения в ногу.
«Вот, значит, чем объясняется его хромота», – подумала Дженна.
– Но ведь Бренч тогда был слишком молод, чтобы воевать.
– Ему было четырнадцать, – со вздохом сказала Маура.
– Мы все пытались его отговорить, – добавил Сэл, – но мой дорогой шурин упрям, как осел.
– Все Макколи упрямы. – Маура улыбнулась Дженне. – Тебе не помешает об этом помнить, милая.
Стыдливый румянец покрыл щеки молодой женщины при этом намеке.
– А можно спросить, где живет твоя семья, Юджиния? – вмешался в разговор Рембрандт. – В Солт-Лейк-Сити? Полагаю, тебе не пришлось проделать весь долгий путь из Чикаго в одиночестве.