Бренч с минуту внимательно смотрел на мальчиков, потом огляделся по сторонам и, пригнувшись, прошептал им что-то, чего Дженне не удалось расслышать. Глаза мальчиков стали круглыми, как солнце, что светило над головой.
– Правда?
– Ой, да вы просто шутите над нами!
– Нет, мальчики, не шучу. Я вам вот еще что скажу: чтобы совершать обдуманные поступки, требуется больше храбрости, чем на необдуманные.
Дженна по тону поняла, что Рембрандт улыбается:
– Таков Бренч. Ему претит насилие, как это ни странно.
– Тогда почему…
Смутившись, Дженна не договорила.
Старик вернулся на место и передвинул красную шашку на новую клетку.
– Он вырос в угольной шахте… в буквальном смысле. Всего девяти лет от роду и худой, как щепка, – если верить Мауре – он впервые спустился в эту черную яму вместе с отцом и старшими братьями. Он работал по десять часов в день шесть дней в неделю. И большая часть его жалкого заработка шла на уплату семейного долга магазину компании, единственному месту, где можно было купить продукты и вещи.
– И из-за этого становятся убийцами?
– Мать и сестра Бренча умерли от лихорадки у него на глазах, потому что не было денег на лечение. Позднее его отец долго и мучительно умирал от пневмокониоза. Слишком распространенная причина смерти шахтеров. Когда растешь в мире, где жизнь ценится так дешево, а насилие – обычное дело, то либо привыкаешь к нему до такой степени, что перестаешь замечать, либо начинаешь ненавидеть его до глубины души.
Дженна снова посмотрела в окно. Внизу, на улице, Бренч теперь стоял в полный рост и тихо разговаривал с мальчиками. Молодой женщине трудно было представить Макколи ребенком, да еще и тощим. Рубашка на его плечах, шириной, похоже, в целый ярд, едва не расползалась под напором мускулов.
Рембрандт перепрыгнул через две ее шашки и снял их с доски.
– Иногда мне кажется, что, как бы человек ни стремился идти выбранной дорогой, жизнь еще больше старается все делать так, чтобы он шел в противоположную сторону, словно хочет наказать человека за дерзкое предположение, будто он может сам делать выбор.
Дженна сделала ход, и старик тут же «съел» ее шашку. Теперь уже половины ее шашек не было на доске.
– А я думала, что только женщинам запрещено выбирать собственный путь, – с горечью сказала она.
Рембрандт долго смотрел на Юджинию; в его старых выцветших глазах были удивление и вопросы, на которые молодой женщине очень не хотелось отвечать. И старик их не задал.
– Нет, моя милая. Нами, мужчинами, Бог правит точно так же, как и вами, более нежными и хрупкими созданиями.
– И все же я не понимаю, как Бренч мог стать наемным стрелком.
– Повзрослев, он вступил в организацию, борющуюся за права рабочих, под названием «Молли Магвайрс».
Дженна резко подняла голову. Она слышала о «Молли» в Чикаго. Фанатичная банда головорезов и смутьянов, если верить пинкертонам. Организация зародилась в Ирландии во время картофельного голода 1846 года и мигрировала вместе с ирландцами в пенсильванские угольные шахты в 1860-е. Члены организации боролись за повышение оплаты и улучшение условий труда шахтеров, но методы использовали жестокие. Им приписывали многочисленные убийства и обстрелы. И Бренч был одним из них?
Словно прочитав мысли Дженны, Рембрандт сказал:
– Но Бренч ненавидел насилие. Он так рьяно пытался убедить их попробовать разбираться с владельцами шахт мирными методами, что это начало вызывать подозрение. Когда уже никто не сомневался, что среди них есть шпион, некоторые указали на Бренча. Его били и запугивали, пока он не купил пистолет и не научился им пользоваться. А потом начался кромешный ад. Настоящий шпион, пинкертон, затесавшийся в ряды «Молли», сбежал. Когда все закончилось, девятнадцать членов организации были повешены, в том числе и брат Бренча Пэт.
Теперь Дженна поняла странные слова, произнесенные Маурой в первый день, когда Бренч узнал, что его племянника убили. Маура тогда сказала, что Бренча повесили бы, если бы он не уехал, – как их Патрика.
– Когда Бренч оказался на Западе, его первой работой стала охрана руды, которую везли из шахт, – продолжил Рембрандт. – Он научился очень хорошо обращаться с револьвером, настолько хорошо, что мог переплюнуть известных стрелков. Но кое-кому захотелось его переплюнуть. Приходилось либо убивать, либо самому подставляться под пули. И все из-за одного лишь умения хорошо стрелять.
Взгляд старика стал каким-то отстраненным и печальным.
– Но ведь мало кому из нас удается идти желанной дорогой.
Слушая тихий перестук шашек в руке Рембрандта, Дженна поняла, что тот думает уже не о Бренче Макколи. Интересно, какую дорогу закрыла перед Рембрандтом жизнь, и припрятала ли судьба для нее самой подобную злую шутку.
Бренч в этот момент потрепал по голове светловолосого мальчишку, и сердце Дженны сжалось от переполнявших ее чувств, но она не хотела обстоятельно разбираться в причинах этого. Когда Бренч отвернулся от мальчиков, чтобы продолжить свой путь к гостинице, Чарли быстро протянул руку и дотронулся до «миротворца».
– Видишь, трусишка, я не испугался, – поддразнил он второго мальчика.
Стук в дверь застал Дженну врасплох. Маура в это время дня была слишком занята, а Бренч не мог дойти сюда так быстро. Юджиния пригласила стучавшего войти, и в дверь просунул голову мужчина средних лет со светло-каштановыми, мышиного оттенка волосами.
– Прости, Рембрандт, ты мне нужен на минутку.
Рембрандт поднялся на ноги.
– Конечно. Юджиния, это Джейк Лонген. Он работает с нами на шахте.
Молодая женщина кивнула и улыбнулась. А Лонген принялся с интересом ее рассматривать, пока Рембрандт не взял его под руку и не вывел из комнаты. Когда мужчины вышли, Дженна взяла фотографию, стоявшую возле вазы с полевыми цветами, которые Маура принесла вместе с завтраком.
Что-то в Джейке Лонгене показалось Юджинии знакомым. «Пожалуй, линия рта», – подумала она, изучая мужчину на бесценной для нее фотографии. И овал лица такой же. Джеймсу Ли-Уиттингтону было бы сейчас сорок пять, примерно столько же и Лонгену. У них даже инициалы одинаковые. Совпадение?
Сердце затрепетало от волнения, но Дженна вынудила его вернуться к прежнему ритму. Большинство здешних мужчин смотрели на нее так, как Лонген, и у многих при этом было болезненно-тоскливое выражение изможденного от невзгод лица. Все потому, что здесь было очень мало женщин, говорила ей Маура. Здешние мужчины скучали по женам, матерям, любимым и даже дочерям. Один только взгляд на Дженну словно делал к ним немножко ближе тех, кого они оставили дома, отправившись выковыривать себе состояние из суровой, скудной земли Западной Америки.
Если Джейк Лонген был ее отцом, он сменил имя. Чтобы спрятаться от Дженны и ее матери? Или на то были какие-то другие причины? В любом случае была вероятность, что он не сознается, даже если спросить его напрямую. В конце концов, если бы ему нужны были жена и дочь, он бы сам к ним вернулся, и ее бы сейчас здесь не было.
Возможно, Чарли Длинный Лук прав. Может быть, лучше оставить все как есть.
Глава десятая
Хорошенько выспавшись и поужинав приготовленным Маурой горячим куриным супом с питательной лапшой и большими кусочками моркови, Дженна устроилась у окна и принялась любоваться закатом, подобно вору скользившему по Парк-Сити и отбиравшему у дня свет и тепло.
Молодая женщина стиснула зубы, пытаясь разделить спутанные, свалявшиеся пряди волос, за которыми не ухаживала уже четыре дня – с тех пор, как ее ранили. Грязная, с жирным блеском коса частично расплелась, и непослушные завитки торчали во все стороны.
Мимо по улице проезжал какой-то шахтер и напевал песенку. Продолжая приглаживать волосы, Дженна позволила его голосу отвлечь себя от боли. Стук копыт и дребезжание металлического ведра были аккомпанементом певцу: «Потому что шахта – это дом трагедий, худшая из тюрем: в безжалостном камне вырыта, в бесплодных глубинах спрятана…» Лошадь была цвета ночи и такой же изнуренной и угрюмой, как песня шахтера.