— А у тебя никогда такого не было? Встречаешься с человеком, с которым не виделся годы, а такое чувство, будто и не было разлуки. Вот сейчас со мной происходит именно это.
Дрю медленно кивнул и спросил:
— И ни единой задней мысли?
Она робко улыбнулась.
— Ну, почему? Четыре или даже пять мелькнуло. В смысле, я же вышла за тебя замуж. А нормальные люди, так не поступают, встретившись после десятилетней разлуки.
— Хотел бы я сказать, что ты можешь передумать, только наш брак нельзя расторгнуть. — Взгляд полыхнул металлом, но до того, как Эндрю отвернулся, Ханна заметила в темно-зеленых глубинах ранимость. — По крайней мере, лет пять, потом ты сможешь уйти, когда захочешь.
Шагнув к нему, Ханна обняла напряженное тело.
— О, Дрю. Я не это имела в виду. Я просто пыталась объяснить, и видимо неудачно, почему по-настоящему счастлива тебя видеть. Почему меня обуревают одновременно: счастье, страх, волнение и возбуждение.
Наконец он обнял ее в ответ и зарылся носом в волосы.
— Я, пожалуй, слишком остро отреагировал. Никогда не думал, что мне придется жениться или вступать в отношения под принуждением. Я не хочу, чтобы ты чувствовала, будто тебя купили словно товар, который мне срочно понадобился. Это не дает мне покоя.
«Дрю ты нуждаешься во мне даже больше, чем я думала».
— Этого не произойдет. Таких чувств ты не сможешь у меня вызвать. — Она слегка отстранилась. — Пошли, погуляем по пляжу.
Они вышли на улицу через черный ход. Мгновенно его обволок морской аромат Памлико-Саунд. Его омыло невероятным спокойствием, только от солнцепека Дрю мгновенно вспотел.
— Подожди минуточку, — попросил он, стащив с себя пиджак, затем вытащил рубашку из брюк, снял туфли и носки. Ханна с улыбкой наблюдала за ним. — Наверное мне стоит еще и штаны закатать.
— Я так понимаю, ты не прихватил с собой пляжного гардероба? — спросила Ханна со смехом. — Ну, ничего страшного. Мы все тебе купим.
— Чемодан с вещами в машине, но я позже с этим разберусь, — ответил Дрю и протянул ей руку. — Готова?
Кивнув, она взяла его за руку, их пальцы переплелись.
— Дрю, ты шикарно выглядишь.
— Безумно раз, что ты одобряешь.
— Еще лучше тебе было бы в шортах.
— А тебе в бикини.
Она фыркнула и толкнула его бедром.
— Не вынуждай меня обкидывать тебя креветками.
— Ты первая начала.
— Прекрасно. Тогда я прекращаю дразнилки, — заявила Ханна, наигранно закатив глаза.
Задний двор уступал первому впечатлению от её имущества.
— Как давно ты здесь живешь?
— С восьми лет, забыл?
— Нет. — Он покачал головой. — Я думал, ты живешь на курорте.
— Точно. Ты же никогда не видел, где я жила, когда сезон заканчивался.
— А где живут твои дедушка с бабушкой? Как и раньше с тобой?
— Где-то лет шесть назад они купили квартиру в поселке для престарелых недалеко от города.
— Когда ты планируешь рассказать им о нас и том свадебном подарке, который я тебе сделал?
Склонив голову набок, Ханна посмотрела на него.
— Не знаю.
Пока они шли, волны мягко омывали берег. Ноги Дрю погружались в теплый песок. К счастью еще не полдень, а то бы он обжег ступни. Эндрю отлично помнил, что во Внешней отмели песок словно раскаленные угли.
— Стыдишься меня, — спросил он небрежно.
— Нет, — ответила Ханна быстро. — Господи, конечно же, нет.
Он подмигнул ей.
Ханна прищурившись посмотрела в ответ.
— Дрю Монтгомери, ты ходячая беда в костюме.
— И ты, Ханна Монтгомери, застряла вместе со мной.
«Но всего лишь на пять лет», — напомнил он себе. Пять лет, чтобы сделать ее несчастной и заставить пожалеть о том, что они вообще знакомы. Вот почему он держался на расстоянии. И все же, теперь он здесь с ней гуляет по пляжу, взявшись за руки, а не жучил сотрудников на совещании или по телефону.
— Мне нравится, как это звучит, — сказала Ханна. — Девчонкой я могла бы в тайне написать так свое имя. А может, так и делала.
— Твой секрет уйдет со мной в могилу.
Ханна ничего не ответила, просто продолжала держать его за руку и рассказывала о своей жизни. Что ей нравилось, или кто из друзей на ком женат. Эндрю в ответ болтал с ней обо всем на свете и рассказал о себе то, чего никому не говорил.
— Я неделю не выходил из своей комнаты после смерти матери. Отец назвал меня неблагодарной сволочью и эгоистом из-за того, что я отказался идти на похороны. Просто я не хотел смотреть, как ее опускают в землю, — сказал он, уставившись на воду.