Выбрать главу

Мужчина в черном недовольно кривит губы, у него появляется жесткое выражение, его темные глаза останавливаются на мне.

— Я желаю вам хорошего вечера, мисс Сугар, — затем он поворачивается и уходит, исчезая словно бесшумная черная тень.

— Молодец, Вэнн, — мой взгляд возвращается к ним, Блейк улыбается своему младшему брату. И в этой улыбке такая гамма чувств. Вэнн заметно успокаивается, вокруг нас толпа начинает шептаться и приходит в движение, все приходит в норму. Лана пробирается сквозь толпу, она морщит лоб от волнения и страха.

— Все нормально?

Блейк обнимает ее за талию и игриво рычит:

— Конечно. За исключением того, что ты не была рядом со мной. Где ты была?

— Я застряла с той женщиной, которая хотела поговорить о «Дитя».

— Наказание за успех скучающих людей, которые привыкли пренебрегать тобой, — отвечает он с низким смехом.

В эту секунду Лана переводит взгляд от Блейка, к Вэнну, потом ко мне, и обратно к Блейку. Вэнн пожимает плечами, я качаю головой, а Блейк невинно улыбается.

— Прекрасно, — со смехом отвечает Лана. — Не рассказывай мне сказок.

32.

— Тебе не холодно?

Я отрицательно качаю головой, потому что вся горю внутри.

Он отпускает мою руку.

— Позволь мне вызвать для тебя такси.

— Отвези меня к себе домой.

— Все кончено, Джули, — его голос звучит ровно. Он никогда не называл меня Джули. Я всегда была у него Сугар. Но вы же знаете меня, я легко не сдамся. Никто не может обвинить меня, что я не борюсь, даже можете и не пытаться.

— Мы можем в последний раз заняться сексом?

Он начинает отрицательно покачивать головой.

— Тогда зачем ты устроил здесь все это с этим Сэмом?

— Потому что он бы разрушил тебя.

— Почему ты думаешь, что он хотел меня? Я всего лишь белые отбросы общества из муниципальной недвижимости.

— Снуп Догг не черный. Он Снуп Догг. Ты не Джули, в которую можно вставить, а Ева с картины.

Мне неожиданно становится холодно настолько, что холод пронизывает меня до костей. Я обхватываю себя руками, потому что во мне растет боль от необходимости в нем, и она увеличивается, словно мох на моей коже.

— Мы всегда остаемся теми, кем мы есть, независимо от того, насколько мы пытаемся казаться другими.

Он смотрит на меня с грустью, потому что видно по его глазам, он уже принял решение. Он отходит на шаг от меня. Но я не сдамся, цыганка мне все предсказала.

— Почему «Адам и Ева» не для продажи?

— Потому что она принадлежит тебе, — тихо отвечает он.

— Разве ты не хочешь оставить…?

— Нет. Я не хочу иметь воспоминаний о тебе. Ты можешь продать ее, и купить маленькую квартирку, как у Билли.

Я пытаюсь удержаться от слез, потому что я совершенно не хочу маленькую квартирку, как у Билли. Я хочу жить с тобой в мансарде в Париже или еще где-нибудь. Это, что конец? Я не могу до конца осознать эту мысль. Боль распространяется по всей моей груди и вырывается наружу в моих словах:

— Ты уезжаешь. Разве будет плохо, если мы проведем последнюю ночь вместе? Я пришла на твою выставку. А ты разве не хочешь увидеть мой танец? Я так упорно его репетировала.

Он ничего не говорит.

Господи, если бы я могла протянуть руку в прошлое и все изменить. Господи, если бы только я не была такой упрямой и такой противной.

— Прошу тебя.

— Если ты слишком долго будешь затягивать с концом, то он всегда будет очень плохим для всех действующих лиц, — говорит он.

Я знаю, что умоляю его, но мне плевать, я слегка касаюсь его руки.

— Это мой прощальный танец. Ты не можешь отвергнуть меня из-за того...

Он снимает с себя пиджак и накидывает мне на плечи.

— Хорошо, — пиджак сохраняет тепло его тела и его аромат, и я вжимаюсь в него. Видно это еще один дорогой подарок от Блейка. Мы молчим, пока едем в машине, и пока идем к входной двери. Он кладет ключи от автомобиля на столик у двери. Появляется Смит, и приветствует его, потираясь о брюки, белые ниточки его меха остаются на черном материале его штанин. Смит ласково трется головой, урча. Я прохожу в комнату и аккуратно вешаю его пиджак на спинку стула. Комната наполнена запахом цветов, корзины с цветами стоят везде, и поздравительные конверты по-прежнему лежат закрытыми в них.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Нет.