Кев фыркнул в ответ, но Хатауэй настойчиво продолжил:
- Мы должны обсудить твоё будущее. И прежде, чем ты скажешь хоть слово, позволь мне заявить, что я знаю, что цыгане предпочитают жить сегодняшним днём. Но ты изменился, Меррипен. Ты зашел слишком далеко, чтобы пренебречь тем, что уже глубоко укоренилось в тебе.
- Вы хотите, чтобы я уехал? - спросил Кев спокойно.
- О, Господи, нет. Совсем нет. Как я уже говорил прежде, ты можешь оставаться с нами столько, сколько пожелаешь. Но я считаю своим долгом объяснить тебе, что оставаясь здесь, ты жертвуешь многими возможностями самосовершенствования. Ты должен выйти в мир, как поступил Лео. Отправься в ученичество, изучи торговое дело или, может, завербуйся в армию…
- И что мне это даст? - спросил Кев.
- Прежде всего, возможность заработать больше, чем те гроши, что я в состоянии тебе предложить.
- Мне не нужны деньги.
- Но при существующем положении вещей, у тебя нет средств, чтобы жениться, чтобы купить свой собственный участок земли, чтобы…
- Я не хочу жениться. И я не могу владеть землёй. Никто не может.
- В глазах британского правительства, Меррипен, человек совершенно определенно может владеть землёй и домом, на ней стоящим.
- Палатка устоит, когда дворец рухнет, - ответил Кев прозаически.
Хатауэй раздражённо фыркнул:
- Я скорее поспорил бы со ста учеными, - сказал он Кеву, - чем с одним цыганом. Очень хорошо, мы оставим пока эту тему. Но имей ввиду, Меррипен… жизнь - это больше, чем импульсивное следование примитивным эмоциям. Человек должен оставить свой след в этом мире.
- Зачем? - спросил Кев в непритворном недоумении, но Хатауэй уже ушёл, чтобы присоединиться к своей жене в розарии.
***Приблизительно спустя год после возвращения Лео из Парижа, на семью Хатауэй обрушилась трагедия. До тех пор ни один из них никогда не знал истинного горя, страха или печали. Они жили в семейном кругу, как будто защищенном волшебством. Но однажды вечером мистер Хатауэй пожаловался на странные, резкие и острые боли в груди, из чего жена сделала вывод, что он страдает расстройством желудка после особенно обильного ужина. Он был молчалив и бледен и рано ушёл спать. Больше из их комнаты ничего не было слышно до рассвета, когда плачущая миссис Хатауэй вышла и сказала ошеломленной семье, что их отец умер.
И это было только началом несчастий семьи Хатауэй. Казалось, что на семью наслали проклятие, и всё их прежнее счастье в полной мере обернулось горем. «Беда не приходит одна» - это была одна из поговорок, которые Меррипен помнил с детства. И к его горькому сожалению, поговорка эта оказалось верной.
Миссис Хатауэй была так охвачена горем, что после похорон мужа слегла в постель и пребывала в такой тоске и печали, что её почти невозможно было убедить что-нибудь съесть или выпить. Ни одна из попыток её детей вернуть её назад к обычному состоянию не возымела эффекта. В поразительно короткий срок она почти совсем зачахла.
- Возможно ли умереть от разбитого сердца? - мрачно спросил Лео однажды вечером, после того как доктор уехал, официально заявив, что он не смог обнаружить физическую причину угасания их матери.
- Она должна хотеть жить хотя бы ради Поппи и Беатрикс, - сказала Амелия, стараясь не повышать голоса. В этот момент Поппи укладывала Беатрикс спать в другой комнате. - Они ещё слишком малы, чтобы остаться без матери. Неважно, как долго мне пришлось бы жить с разбитым сердцем, я бы заставила себя это сделать только для того, чтобы заботиться о них.
- Но у тебя есть внутренний стержень, - сказал Уин, похлопывая старшую сестру по спине. - Ты сама являешься источником своей силы. А я боюсь, что мама всегда черпала её у отца. - Она глянула на Меррипена полными отчаяния голубыми глазами. - Меррипен, что бы цыган порекомендовал в данном случае? Что-нибудь, что могло бы ей помочь, неважно насколько это странно и диковинно? Что думает твой народ на этот счёт?
Кев покачал головой, устремляя пристальный взгляд на камин:
- Они оставили бы её в покое. Цыгане боятся чрезмерного горя.
- Почему?
- Оно заставляет мёртвых возвращаться и являться живущим в виде призраков.
Все четверо замолчали, слушая шипение и потрескивание огня в камине.
- Она хочет быть с отцом, - в конце концов сказала Уин. Её тон был печален. - Куда бы он не отправился. Её сердце разбито. Я хочу, чтобы это было не так. Я променяла бы свою жизнь, своё сердце ради неё, если бы такая сделка была возможна. Я хочу…
Она остановилась на полуслове, слегка задохнувшись, когда ладонь Кева накрыла её руку.