Она прикуривала тщательно, с нарочитой медлительностью, усилием воли подавляя дрожь пальцев. Раз уж он здесь, пускай ждет. Когда сигарета разгорелась, она опустила стекло, но не потрудилась уменьшить звук проигрывателя.
— В чем дело? — спросила она, не поворачивая головы, чтобы пострадавшая щека не бросалась в глаза.
Ответа не последовало. Пришлось немного повернуть голову, по крайней мере настолько, чтобы видеть выражение его лица. Можно не утруждаться — Том Перкинс умел сохранять абсолютно бесстрастный вид. Очень может быть, что бесстрастие он надевал на себя по утрам вместе с формой.
— Хочу кое о чем спросить тебя, Джиллиан.
Он и не пытался перекричать вопли Шерил Кроу, поэтому пришлось читать по губам, что не так уж легко в темных очках и надвигающихся сумерках. Один — ноль в его пользу. Джиллиан выключила музыку.
— О чем?
— У тебя все в порядке?
— Тебе-то что за дело?
Том покачался на пятках, заложив руки за спину, словно не знал, что еще с ними делать. Жаль. Руки у него красивые. Большие, крепкие, с широкой ладонью — руки хорошего парня.
— Куда держишь путь?
— О чем речь? О превышении скорости?
— Нет.
— Ах, так ты ведешь светскую беседу? Извини, не поняла!
Том адресовал ей непонятный взгляд. Глаза у него такие же зеленые, как годы назад, когда снились ей по ночам. У Джиллиан мелькнула абсурдная мысль: хорошо бы повернуть время вспять! Ступить в один жаркий летний день и прожить его заново, по-другому. Тогда иным казалось бы все, вся ее жизнь до последней минуты.
— Выйди, пожалуйста, из машины.
Не хочет она выходить. Хочет просто ехать и ехать вперед, куда подальше. Почему ее не оставят в покое?
— Зачем?
— По поводу жалобы на неосторожное вождение, мэм.
— Мы знакомы столько лет, что можешь засунуть свое «мэм» себе в одно место! Я отлично знаю, кто на меня настучал. Говорю тебе, со мной все в порядке!
На один короткий миг в уголках его глаз залегли насмешливые морщинки, и Джиллиан смутилась, поняв, что хнычет, как маленькая девочка. А все Алекс! Стоит вспомнить о ней, как всплывает обида.
— Послушай, — сказана она, стараясь говорить внятно и рассудительно, — я не пьяна, не под наркотой и не спятила. Отпусти, ладно?
Голос дрогнул, но ненавидеть себя можно и потом, а сейчас она хотела только одного: чтобы ей верил хотя бы один человек во всем мире. С близкими не повезло, ну и черт с ними! Пусть Том будет тот, кто неизменно добр к незадачливым и обделенным. Том Перкинс выхаживал птиц со сломанными крыльями и хромых собак. Неужели у него не найдется доброго слова для глупой девчонки с подбитым глазом?
— Выйди из машины, — повторил он и открыл дверцу.
Им не дано понять, как унизительно, когда тебя раз за разом выставляют лгуньей. Скрипя зубами, Джиллиан выключила зажигание, выбросила наружу злобно, как нечто чужеродное, ноги в сандалиях на толстой подошве.
Выпрямилась и пошатнулась.
Глава 11
Она могла бы самым позорным образом рухнуть на пыльную землю, если бы Том ее не подхватил.
— Ну вот, теперь ты думаешь, что я не держусь на ногах! — Джиллиан высвободилась из объятий, в которых ей отказали много лет назад, и с вызовом крикнула: — У меня разбита коленка!
Про колено она совсем забыла из-за боли в щеке, и вот оно напомнило о себе. Казалось, кто-то воткнул туда раскаленный вертел.
— Лицо разбито тоже, — заметил Том.
— Тебе следовало пойти в детективы, а не в полицию!
— Сможешь дойти до машины?
Он указал в сторону мигающих огней. Джиллиан украдкой огляделась. Дорога пустынна, но с ее везением вряд ли это долго продлится.
— Зачем?
— Подышишь в трубочку.
Только скрестив руки на груди (самое теплое объятие, которое мог предоставить ей паршивый городишко), Джиллиан заметила лопнувшую лямку и то, что грудь обнажена чуть не до соска. Но хуже всего (и, вообще говоря, хуже всего на свете) то, что проклятый сержант Перкинс не бросил туда ни единого заинтересованного взгляда.
— Я не обязана дышать в трубочку! Ты не имеешь права меня заставлять!
— Верно. И очень жаль. — Впервые за все время разговора в его голосе послышалось что-то человеческое.
— Почему?
— Черт возьми, Джиллиан! Да потому что я тебе верю. Ты можешь отказаться от теста, но тогда на основании жалобы мне придется отвезти тебя в участок. Пару миль я ехал за тобой, и скорость чем дальше, тем больше возрастала. Причиной может быть как сильное потрясение, так и алкоголь. Если ты в самом деле не пила, тест подтвердил бы это, и оснований для ареста не останется.
Из всей тирады она восприняла одну-единственную короткую фразу.
— Ты мне веришь?
Том кивнул.
Прежде чем опереться на руку, которую он ей предложил, чтобы отвести к машине, Джиллиан бросила и затоптала окурок.
Тест не занял много времени. К губам он поднес пластмассовую трубку, она пару раз дыхнула, Том проверил показания и одарил ее одной из своих редких улыбок — тех, что совершенно его преображали, превращая из бесчувственного стража закона в самого потрясающего парня, какого ей только приходилось встречать.
— Ну, что я говорила! — воскликнула она с торжеством, и в ее восклицании слышалось что-то от прежней бесшабашной девчонки.
— А теперь рассказывай, что случилось.
Джиллиан хотела лишь поощрения, чтобы излить душу, потому что данный конкретный человек умел по-настоящему слушать. Но восемь лет непрерывной лжи не так-то просто перечеркнуть. Открыв рот, она поняла, что не может произнести ни слова правды.
— Сегодня я… ну… очень расстроилась… не важно из-за чего! Главное, что не смотрела под ноги и свалилась. Потом еще Алекс заглянула… мы поругались — все одно к одному.
— Что значит «свалилась»? С чего-то или на что-то? — уточнил Том небрежно.
Джиллиан не вчера родилась. В конце концов, он полицейский. Правда, он не записывал.
— Составишь рапорт?
— Нет, все останется между нами.
— Тогда… я споткнулась и свалилась прямо на ребро открытой двери… да, и потом еще пересчитала ступеньки у входа.
— Правда? — Некоторое время Том внимательно смотрел на нее, потом заметил: — Знаешь, можно ведь привлечь и дверь. Запретить ей приближаться к тебе более чем на сто метров. Если сочтешь нужным, позвони.
Она едва вытолкнула «Ладно» через саднящее горло.
— Подожди здесь.
Том пошел к ее машине, достал с сиденья сумку, поднял окно и запер дверь. Вернулся.
— Зачем ты так сделал?
— Подброшу тебя домой. С такой коленкой ни к чему давить на педали. Еще наделаешь дел. Вот что, давай по дороге заглянем в больницу.
— Совершенно ни к чему. Дома приложу лед, и все будет в порядке.
Том вел машину в молчании, такой спокойный, такой уверенный в себе. На ручке «бардачка» болтался освежитель воздуха, оформленный в виде деревца, — она и не знала, что такие еще продают. Ехали молча. Тишина нервировала. Джиллиан поправила очки раз, другой, потом сняла и пихнула в сумочку. Не зная, куда девать руки, поддернула сползающую блузку.
Ну хоть какой-нибудь звук! Пусть даже полицейское радио!
— А что, у тебя в машине радио нет? Если верить телевидению, оно есть в каждой полицейской машине.
— В моей есть монитор.
— Круто!
Новая затяжная пауза.
— Мы с Эриком разошлись.
«Поздравляю, Джилл! Умеешь ты вступить в светскую беседу. С тем же успехом можешь брякнуть, что всю неделю окно спальни будет оставаться открытым, на случай если ему все-таки захочется тебя навестить».
Воспоминания обожгли.
— Знаю.
Допустимая скорость в окрестностях города — тридцать миль. Как и следовало ожидать, на его спидометре — двадцать девять. Таким манером он привезет ее домой как раз к утру.
— Вообще-то положено реагировать: «Надо же! Мне так жаль!»
Послышался смешок, в котором Джиллиан уловила больше иронии, чем сочувствия.
— Лично мне не жаль нисколько.
Если бы только сердце могло стесниться от радостной надежды: ему небезразлично ее семейное положение! Но она слишком хорошо знает Тома Перкинса. Он имел в виду то, чего и остальные не говорили ей в лицо только из вежливости. Молодец Эрик Мунн, что, наконец свалил с плеч такую обузу.