А жаль.
— Привет! — бросила Алекс чувственным голосом, в котором слышалось: «Пойдем скорее в кровать».
Словно нарочно, чтобы его помучить, она успела переодеться в короткий шелковый халатик телесного цвета с рисунком из роз. Дункан вообразил себе палитру красок, которые позволят запечатлеть дымчатый оттенок ткани, густой кармин губ, матовую белизну кожи, нежный румянец щек и печальную глубину глаз.
Увы, для изображения подобного на холсте нужен много больший талант, чем у него. Он знал, что не отважится, а потому запечатлел Алекс в памяти. Со времени его приезда в Свифт-карент они встречались много раз, но даже в день убийства она не выглядела такой подавленной.
— Эй, эй!
Дункан захлопнул дверь и внезапно понял, что ему не придется снова и снова напоминать себе, что он здесь не ради секса. Он привлек Алекс к груди, и она укрылась в его объятиях, как спрятавшаяся от бури птичка.
— Хорошо, что ты пришел… — Она овеяла его теплом дыхания.
— Трудный день?
Она кивнула, пощекотав подбородок шелковистой макушкой. Дункан увлек ее в спальню, уложил и, подобно заботливому супругу, подоткнул вокруг нее одеяло. Алекс выглядела как один комок нервов: вокруг глаз залегли тревожные морщинки, руки комкали под одеялом край халатика. Не спрашивая, он начал массировать сведенные напряжением плечи. Она благодарно застонала. Зная, что всегда лучше выговориться, он решил вызвать ее на беседу.
— В чем хоть дело?
Она неопределенно повела плечами, но не ответила. Дункан терпеливо ждал, не прекращая массажа.
— Что я за человек! — наконец прошептала Алекс. — С Джиллиан случилась беда, но вместо того чтобы утешить и поддержать, я пригрозила отправить ее в клинику.
— Только не нужно самобичевания. Ничего страшного не случилось.
Неудивительно, что плечи у нее совсем окаменели — на них столько всего навалилось, а помочь некому.
— Понимаешь, я только-только начала снова ей верить — и вот результат. Знаешь, сколько раз такое уже случалось? Она умеет прикинуться несчастненькой, а потом раздуть скандал. Я снова купилась на тот же старый трюк. — Алекс прикрыла глаза, словно нарочно, чтобы под закрытыми веками могла пройти череда неприятных воспоминаний. — Потом она умчалась на машине как полоумная, и пришлось ввести вдело полицию, иначе неизвестно, чем бы все кончилось. Теперь я извожусь страхами за Джиллиан, злюсь на себя за то, что не справилась с ситуацией, не говоря уже об убийстве, которое еще не раскрыто.
— Ну, в последнем случае ты никак не можешь повлиять на события, — резонно заметил Дункан, размышляя над ее могучим чувством долга, — да и в остальном сделала что могла.
— То есть малую толику того, что требовалось, — горько усмехнулась Алекс.
— Смотря с чем сравнивать. — Он поцеловал ее в кончик носа. — По-моему, тебе нужно выспаться.
— А ты побудешь со мной?
— Могу даже остаться на ночь. — Он достал из кармана зубную щетку. — Вообще-то я и собирался.
— М-м-м…
Умывшись и почистив зубы, Дункан оставил щетку в стаканчике, рядом со щеткой Алекс. Такой шаг отдавал уже серьезными, долговременными отношениями, чего до сих пор ему удавалось с успехом избегать.
Чинно погасив в ванной свет, Дункан вернулся в спальню и забрался под одеяло. Не успел он оглянуться, как Алекс уже лежала головой в выемке его плеча. Единственным знаком внимания, которого он удостоился за свое примерное поведение, стал поцелуй в щечку, в точности такой, какой получает на ночь муж после тридцати лет брака.
Что ж, и в этом есть своя прелесть. Дункан улыбнулся в темноту.
Алекс дремотно повозилась и оказалась к нему спиной. Он пробежался пальцами по атласу кожи, пощипывая и поглаживая ее в подобии эротического массажа.
— Как приятно…
Сквозь дремоту в голосе Алекс пробилась иная, многообещающая нотка. Дункан продолжал свои авансы.
Не поворачиваясь, она потянулась и с поразительной точностью нашла его член. Некоторое время ритм их движения совпадал.
Интересный поворот, думал Дункан с кривой усмешкой, — массировать женщине спину, в то время как она массирует тебе между ног. Надо оставаться толстокожим, как бегемот, чтобы не реагировать. Хватка у Алекс со сна так себе, можно сказать, никакая, тем не менее его жезл начал быстро твердеть. Без надежды на разрядку — своего рода пытка времен инквизиции.
Ладно, надо идти в ногу со временем. Теперь ведь ничего само собой не разумеется. Чтобы попусту не расстраиваться, лучше отнестись к этому не как к прелюдии, а как к элементарной вежливости. Он ее растирает — ну и она тоже. Вроде как потрепать друг друга по плечу. Она даже может наивно полагать, что его такие движения расслабляют.
На лбу все обильнее выступала испарина, собиралась в капельки, угрожая промочить подушку. Уйму энергии он тратил на то, чтобы дыхание оставалось ровным — приходилось подыгрывать, хотя больше всего на свете хотелось дать себе волю.
Алекс повернулась и запечатлела у него на подбородке поцелуй.
— Я пытаюсь сохранять благоразумие, учитывая твой эмоциональный кризис, — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Не осложняй мне задачу.
— Ты уже сделал больше, чем я могла ожидать. Позволь выразить благодарность, ну и заодно отвлечься.
— Да ну?! — Он приподнялся на локте, чтобы убедиться, что она не шутит. — Хочешь склонить меня к сексу?
Ответная улыбка все еще выражала печаль, но уже из серии «идем скорее в кровать».
— Тогда приступим!
Он не терял времени. В очередной раз, добравшись в своем эротическом массаже до поясницы, он не двинулся снова вверх, а пробежал кончиками пальцев вокруг круглого крепкого зада и между ягодицами, поиграл немного с каждой, для чего пришлось повыше задрать подол халатика.
Тем временем ласки Алекс набрали темп. Бедра ее двигались теперь в унисон, в бессознательном приглашении к более тесной близости. Дункан не из тех, кто отклоняет подобное приглашение. Он оказался внутри с такой легкостью, словно последний раз они только и делали, что тренировались.
В их понимании друг друга и заключалась самая большая странность. Поначалу любовники только нащупывают почву под ногами, осторожно пробуют то и это, ошибаются и исправляют ошибки. А они чуть не с первой встречи ведут себя как давние партнеры. Он словно знает Алекс наизусть, изучил ее предпочтения, реакции, стадии возбуждения. Он даже способен понять, что ей, собственно, от него нужно — секс или утешение.
Вот и теперь, когда влажные горячие глубины сомкнулись вокруг него, рука протиснулась между телами и сжала мошонку. Черт возьми, он едва успел подумать: как пришлось бы кстати почувствовать ее руку, — и вот оно случилось! Выходит, ей так же комфортно с ним, как и ему с ней.
«Потихоньку-полегоньку» быстро превратилось в «во всю мочь», но Дункан уже не тревожился. Не важно, каким образом, но они настроены на одну и ту же волну, а значит, ей нужно то же, что и ему, то есть слияние настолько глубокое, какого у нее не бывало ни с каким другим мужчиной, глубже, чем он сам когда-либо побывал в женщине.
Уже не в силах думать ни о чем другом, Дункан повернул Алекс на спину и с удовлетворением ощутил, как ноги ее оплетают ему торс до того крепко, что колени почти сомкнулись на пояснице. Он двигался, и плоть ее горячо, влажно льнула к нему, сопротивляясь, когда он выскальзывал, податливо открываясь для каждого нового толчка. В сумеречной спальне едва различались черты лица Алекс, но он все равно вглядывался в них, завороженный тем, как приоткрываются ее губы с каждым тихим стоном.
«Глубже, глубже!» — кричала ее плоть, и он повиновался, но даже самые глубокие толчки казались недостаточно глубоки. Волосы на груди слиплись от пота, ресницы намокли, спина стала такой скользкой, что соскальзывали пальцы, но он хотел еще и еще.
Алекс вскрикнула и изогнулась под ним, глаза ее открылись, блуждая невидящим взглядом, голова запрокинулась, и Дункан ощутил, как ее упоение отдается в нем волнами дрожи, неотвратимо толкает его на край той же сладкой пропасти…