И несмотря на ясное небо, Кендра внезапно почувствовала, будто скоро начнется буря.
А ведь незнакомец всего лишь поднял бровь – высокомерно и жестоко.
– По‑моему, я не просил замену, – сказал он.
Происходящее казалось бессмысленным.
Позже она скажет себе, что ее сбил с толку его взгляд. Он смотрел на нее так, словно создал ее. Она никогда не видела ничего подобного.
Подняв два пальца, он поманил ее.
Ей и в голову не пришло ослушаться. Кендра подошла ближе, осознавая каждую клеточку своего тела. Ее грудь отяжелела под лифом платья, а внизу живота разлилось тепло.
Этот завораживающий мужчина пристально смотрел на нее, и она не могла не подойти к нему.
– Ты такая нетерпеливая, – пробормотал он, когда она приблизилась к нему.
Кендра не понимала, что это значит. В его словах не было никакого смысла. Она трепетала и чувствовала себя такой крохотной, что этот незнакомец мог удержать ее на ладони.
Он обнял ее рукой за шею и притянул к себе. Она уперлась ладонями ему в грудь, и у нее задрожали колени.
– Очень хорошо, – сказал он. – Тебе понравится.
Затем он прижался губами к ее шее.
И Кендра решила, что умерла.
Другого объяснения случившемуся с ней не было. Его губы касались ее кожи, пробовали ее на вкус. Она широко открыла рот, словно в беззвучном крике, запрокинула голову и сдалась.
Рука, сжимавшая ее шею, обвила, как стальная лента, ее бедра, еще крепче прижимая Кендру к мужскому телу.
Это было за гранью. Она слышала далекий шум вечеринки, смех и звон бокалов, но ее тело было в огне.
А потом она почувствовала, как его рука скользнула под подол ее платья.
Ей не хотелось ничего из этого вспоминать. Прошло три года, но ей казалось, что это произошло только что. Она ощущала все это, как если бы это происходило именно сейчас – высоко над Манхэттеном.
Падение из окна небоскреба казалось пустяком по сравнению со встречей с Бальтазаром Скаласом в затемненной беседке летней ночью.
Кендра снова открыла рот, чтобы остановить безумие. По крайней мере она любила говорить себе об этом сейчас. Он продолжал целовать ее ключицу и нежно посасывать пульсирующую жилку у основания шеи.
А тем временем его рука, огромная и решительная, коснулась края ее трусиков. Прежде чем Кендра смогла подобрать слова, чтобы возразить, а точнее, подбодрить его, он запустил пальцы у нее между ног.
Всю свою жизнь Кендра считала себя очень благоразумной. Это было следствием того, что она, будучи намного младше своего брата, выросла как единственный ребенок среди взрослых. От нее всегда ждали, что она будет вести себя как взрослый человек. Ее друзья из школы‑интерната и университета были ветреными, правда, Кендра никогда не совершала сомнительных поступков.
Но в ту ночь все это не имело значения.
Потому что Бальтазар прикоснулся к ней, и Кендра потеряла голову.
Она чувствовала только касание его рук и губ. Он что‑то пробормотал по‑гречески у ее шеи. Она громко всхлипнула от удовольствия, а он что‑то прорычал в ответ.
Когда Кендра наконец перестала дрожать, она поняла, что Бальтазар сурово смотрит на нее сверху вниз.
– Ты удивительная, – произнес он резко и тихо. – Обычно меня трудно удивить. Ты пойдешь со мной?
Он вытащил руку из ее трусиков и усмехнулся, потому что Кендра с трудом удержалась на ногах.
– Куда мне идти? – спросила она.
– Ты больше похожа на горячее блюдо, чем на закуску, – ответил он, страстно глядя на нее. – А я предпочитаю смаковать свою еду. У меня дом недалеко отсюда.
Кендре стало тошно, как только на нее обрушилась реальность. Что, черт побери, она сделала?
На этот вопрос она по‑прежнему не может ответить три года спустя.
Ее затылок вдруг стало покалывать. Вдохнув, она повернулась и замерла.
Казалось, Бальтазар прочел ее мысли и теперь стоит в дверях, о существовании которых она не подозревала. Дверь наверняка открылась беззвучно, потому что Кендра понятия не имела, как давно он наблюдает за ней.
Он был таким, каким она его запомнила. Бальтазар Скалас походил на дьявола. Его глубоко посаженные глаза смотрели на нее насмешливо, он резко поджимал губы.
И она сразу поняла, что он ее вспомнил.
– Кендра Коннолли, – произнес он, словно пробуя ее имя на вкус. Его карие глаза сверкнули. – Твоя наглость меня поражает. Ты наконец пришла, чтобы завершить начатое?
Глава 2
Бальтазар Скалас ненавидел семью Коннолли. Он давно презирал Томаса Коннолли, который считал себя гораздо харизматичнее, чем он был на самом деле, и вел себя так, будто эта предполагаемая харизма наделяла его властью, с которой следовало считаться. Однако это делало его еще более заклятым врагом Бальтазара и его брата. Его сын всегда был в лучшем случае бесполезным, а в худшем – просто смешным.