Но Шарлотта даже не взглянула на подругу — она вдруг услышала его голос. Обернувшись, она увидела Филиппа, пробиравшегося сквозь толпу. И он смотрел прямо на нее.
— Да, конечно, — говорила Эмма, — у Блэкуэлла стеклянный глаз после войны, но все же я считаю…
Шарлотта подтолкнула подругу:
— Он здесь.
Эмма завертела головой:
— Кто, Блэкуэлл? Где он? Не вижу…
— Нет, мой му… То есть его светлость. — Филипп приближался к ним, и Шарлотта спрашивала себя: «Почему он пришел сюда? Чтобы подтвердить слух? Или решил опровергнуть его?» И она вдруг поняла: ей ужасно хочется, чтобы последнее ее предположение оказалось правдой.
— О!.. — Эмма наконец-то увидела герцога, — Может, мне снова притвориться больной?
Шарлотта не успела ответить, так как Филипп уже стоял перед ней. Едва заметно кивнув, она сказала:
— Добрый вечер, ваша светлость.
— Шарлотта… — Он улыбнулся и поднес к губам ее руку, обтянутую перчаткой. Но даже сквозь перчатку она чувствовала жар, исходивший от его губ.
Сердце Шарлотты болезненно сжималось при каждом ударе. «Я ненавижу его, люблю, ненавижу, люблю», — мысленно твердила она.
Он опустил ее руку, но по-прежнему сжимал в своей.
— Улыбайся, любимая. Улыбайся, чтобы все видели.
Эмма откашлялась и пробормотала:
— Я буду неподалеку. Совеем рядом.
Шарлотта видела, как подруга повернулась к ним спиной и отошла в сторону, но недалеко, — чтобы расслышать все, о чем они с Филиппом будут говорить. И тут она вдруг почувствовала, что ее губы словно сами собой растягиваются в улыбке. Да, она улыбалась, потому что Филипп ее об этом попросил.
— Ты хотел что-то мне сообщить? — спросила Шарлотта.
Тоже улыбаясь, он кивнул:
— Да. Речь о разводе. Видишь ли, обвинение в супружеской измене показалось мне самым простым способом подать прошение, но ужасно неприятно, что о тебе плохо подумают.
Почувствовав, что улыбка ее превратилась в болезненную гримасу, Шарлотта пробормотала:
— Значит, слухи о разводе — это правда?
— Правда, Шарлотта. — Тут он наконец выпустил ее руку. — И я очень надеюсь, что когда-нибудь ты меня простишь.
Филипп по-прежнему смотрел ей в глаза, и Шарлотта, не выдержав его взгляда, отвернулась. Но уже через несколько секунд она снова на него взглянула, она не могла на него не смотреть.
— И что же, Филипп? Не будет никаких признаний в любви? Ты не попросишь удостовериться в том, что ты изменился?
Продолжая улыбаться, герцог проговорил:
— Я не ожидаю от тебя прощения сейчас, однако…
Филипп внезапно умолк и, еще шире улыбнувшись, посмотрел по сторонам; было очевидно, что он улыбался для тех, кто сейчас смотрел на них с любопытством.
«Как жаль, что он улыбается не мне», — с горечью додумала Шарлотта.
— Ах да… Чуть не забыл. — Тут Филипп вдруг наклонился к ней и прошептал ей на ухо: — Я недавно приобрел все те картины, на которых ты изображена обнаженная. И я позволил себе вольность доставить их в дом Северли несколько часов назад. Мне казалось, ты хотела бы их иметь.
— Я?.. — Она уставилась на него в изумлении. — Зачем они мне?
— Конечно, если ты захочешь снова их продать, — твое дело. Но я все же считаю, что ты хотела бы вернуть себе эти картины. Ведь последние три года ты была «скандальной герцогиней» лишь потому, что хотела спровоцировать меня на развод, не так ли? Теперь я согласен на развод. И думаю, что тебе хочется… иметь выбор.
Ну почему он не позволяет ей думать о нем как о негодяе? Почему не позволяет ей ненавидеть его?
— Значит, они тебе не нужны? — прошептала Шарлотта.
Он пожал плечами:
— Если и нужны, то все же для нас обоих будет лучше, если они останутся у тебя. Ты согласна со мной?
Она кивнула:
— Спасибо, Филипп.
Тут он снова взял ее за руку. Казалось, что он опять старался улыбаться, но на сей раз у него ничего не получалось, — выходила такая же болезненная гримаса, как и у нее несколько минут назад. Шарлотта же смотрела на него, не в силах отвести глаза; ей хотелось запомнить его как можно лучше, запомнить на всю оставшуюся жизнь — словно они сейчас видели друг друга в последний раз.
Тут он наклонился и, поцеловав ее в щеку, отступил на шаг. Поклонившись ей, сказал:
— Доброй ночи, миледи.
Она присела в реверансе и пробормотала:
— Доброй ночи, ваша светлость.
— Я люблю тебя, — прошептал он. И тут же, резко развернувшись, исчез в толпе.
Стараясь не расплакаться, Шарлотта на мгновение зажмурилась. Когда же она открыла глаза, рядом с ней уже стояла Эмма, поглядывавшая на нее с любопытством.