Шарлотта повернулась к нему таким образом, чтобы он мог видеть, как она стаскивает с ноги чулок.
— Да, верно, звучит неплохо, — ответила она с улыбкой. — И не забывай: это должна быть женщина, которую уважают в высшем обществе. Возможно, дочь маркиза или даже графа.
Филипп промолчал и принялся снимать ботинки. Потом вдруг спросил:
— А как ты думаешь, она бы читала мне за завтраком «Таймс»?
Шарлотта, уже стаскивавшая второй чулок, в изумлении замерла; ей показалось, что муж говорил вполне серьезно, — то есть он впервые за все время подумал о том, что ему, возможно, действительно следовало бы жениться на другой.
— Может, и читала бы, — ответила наконец Шарлотта.
Герцог молча кивнул и, полностью одетый, улегся на кровать, закинув руки за голову. Шарлотта нахмурилась и спросила:
— Ты что, собираешься спать так?
Чуть повернув голову, он посмотрел на нее так, словно был ужасно удивлен вопросом.
— А ты хочешь сказать, дорогая, что не собираешься раздевать меня?
— У тебя есть слуга. Вызови его.
Герцог, казалось, о чем-то задумался. Потом с улыбкой спросил:
— Как ты думаешь, а она бы раздела?
— Кто?
— Ну… идеальная жена. Так как же?.. — Филипп по-прежнему улыбался, но теперь на губах его играла совсем другая улыбка — веселая и озорная, почти мальчишеская.
Шарлотта же замерла на мгновение, а потом сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. «Ах, эта его улыбка… — думала она. — Как же давно я ее не видела…» Благодаря этой чудесной улыбке исчезла аристократическая «маска» герцога и навязанная долгом сдержанность; теперь перед ней находился совсем другой человек — мужчина, способный растопить женское сердце одним лишь взглядом своих серебристых глаз, мужчина, который мог заставить ее трепетать в его объятиях, трепетать так же, как в то время, когда они…
Усилием воли Шарлотта заставила себя отбросить эти воспоминания, потому что она давно уже не была той женщиной, что когда-то трепетала в объятиях Филиппа. Теперь она — совсем другая.
Вспомнив про вопрос мужа, Шарлотта ответила:
— Возможно, и не стала бы раздевать.
— Что ж, очень плохо. — Кровать заскрипела, когда Филипп потянулся к подсвечнику, чтобы задуть свечи. — И в таком случае, если уж у меня не может быть идеальной жены… Тогда мне, наверное, придется оставить тебя, дорогая.
Шарлотта улеглась па спину и уставилась во тьму. Как бы размышляя вслух, пробормотала:
— Значит, оставить… меня…
Кровать снова заскрипела — Филипп придвинулся к ней поближе.
— Да, тебя, дорогая.
— Оставить… шлюху, верно?
Филипп немного помолчал, потом ответил:
— Я предпочитаю думать о тебе как об овце.
Шарлотта невольно вздрогнула. Весьма озадаченная словами мужа, она повернула голову, чтобы посмотреть на него, но увидела лишь четкие очертания его профиля. Тихонько вздохнув, она спросила:
— Но почему овца?
— Потому что овца — это метафора. Так называют женщину, сбившуюся с пути! Такая женщина благодаря мудрым наставлениям своего замечательного мужа может вернуться на пусть истинный, то есть спастись.
Шарлотта фыркнула и пробурчала:
— Но если я — овца, то тогда ты, видимо…
— Господь Бог, — заявил Филипп. Шарлотта не видела сейчас его лица, однако точно знала, что он ухмылялся.
Она язвительно улыбнулась и скрестила на груди руки. Но в тот же миг поняла, что ведет себя довольно глупо — ведь и муж ничего не видел в темноте, поэтому не мог в должной мере оценить ее реакцию.
А он вдруг тихо рассмеялся и проговорил:
— Я должен предположить, что ты не вполне согласна с моей божественной ролью? Или, может быть, вовсе не согласна?
— Думаю, что скорее отправлюсь в преисподнюю, чем позволю тебе спасать меня, — заявила Шарлотта и тут же повернулась к мужу спиной.
Она пыталась заснуть, но в голову постоянно приходила одна и та же мысль… «Вот он лежит рядом со мной, лежит совсем рядом… — думала Шарлотта. — И если протянуть руку, то можно дотронуться до него. И вполне возможно, что ночью в какой-то момент расстояние между нами сократится… Тогда утром, проснувшись, я обнаружу, что его нога лежит на моих ногах, моя же голова — у него на груди…»
Шарлотта не делила постель с мужчиной уже почти три года, и на то имелась причина, причем весьма серьезная.
В этот вечер Шарлотта не сразу сообразила, что им с мужем придется спать в одной комнате. А потом она настолько увлеклась, поддразнивая Филиппа и пытаясь его соблазнить, что даже не спросила, почему ей не выделили отдельных покоев. Она лишь могла предположить, что муж не хотел спускать с нее глаз, так как не доверял ей.