— Ну вот… Я снова с тобой прощаюсь.
— Шарлотта…
Она выскользнула из комнаты, не дослушав его.
«Что ж, вот и хорошо», — подумал Филипп. Хотя он и говорил, что не станет умолять Шарлотту остаться, он уже готов был отказаться от своих слов, забыть о гордости…
Заметив на кровати синее дорожное платье, которое Шарлотта отложила, решив не надевать, Филипп с грустной улыбкой пробормотал:
— Как же она торопилась… Даже не стала переодеваться…
И в тот же миг из-за окна послышал крик кучера, а затем раздался грохот колес.
«Неужели действительно уедет? — думал Филипп. — Или, может быть…»
Он выбежал из комнаты и быстро зашатал по коридору. Возможно, Шарлотта передумает и захочет вернуться, Возможно, она прикажет кучеру остановиться. Ведь она…
Филипп остановился у самой лестницы и тяжело вздохнул. Грохот колес постепенно затихал, и было ясно, что Шарлотта не передумает, не вернется.
Но Филипп еще долго стоял у лестницы, напряженно прислушиваясь. Он все-таки надеялся, что снова услышит стук колес, означающий возвращение Шарлотты.
Глава 19
Фэллон поставил перед герцогом поднос с завтраком.
— Может, отдернуть занавески, ваша светлость?
— Нет.
Филипп заморгал и уставился на стену, где, как ему почудилось, снова появились какие-то странные лица, Слава Богу, что он еще не заговорил с ними…
— Надеюсь, вы не сочтете за дерзость, ваша светлость…
Филипп перевел взгляд на дворецкого, лицо которого казалось расплывчатым серым пятном.
— А ведь это может стать интересным развлечением, — пробормотал герцог с усмешкой.
— Простите, вы о чем, ваша светлость? — Дворецкий с беспокойством взглянул на герцога. — Может, послать за доктором Барроу?
Филипп нахмурился и покачал головой:
— Нет, я не болен.
— Да-да, конечно, ваша светлость, — поспешно согласился дворецкий.
— Ты разве слышал, чтобы я кашлял?
— Нет, ваша светлость.
— Я похож на больного?
Фэллон промолчал, и это его молчание было весьма красноречивым.
Филипп невольно вздохнул. Если честно, то он и впрямь чувствовал себя ужасно. Последние три дня он почти не вставал со своего кресла. А когда все-таки вставал, то пошатывался и спотыкался — едва держался на ногах.
Фэллон открыл рот, очевидно, собираясь что-то сказать, но так ничего и не сказал.
Филипп строго взглянул на него:
— Говори же!
— Видите ли, ваша светлость, возможно, доктор Барроу… Возможно, он даст вам снотворное средство, которое поможет вам заснуть.
Филипп молча покачал головой. Ему не требовалось лекарство от бессонницы. Он нуждался в лекарстве от снов. Спасаясь от снов, он уже три ночи провел в кабинете, где пытался заниматься чем угодно — только бы не спать. Но чаще всего он просто расхаживал по комнате, надеясь утомить себя настолько, чтобы заснуть очень уж крепким сном, без сновидений. Однако у него ничего не получалось. Он или засыпал на ногах, или дремал в кресле; причем и в том, и в другом случае перед ним возникала Шарлотта. Иногда она смеялась, иногда, когда он целовал ее и ласкал, громко стонала, а затем подводила его к своей постели, в ее потемневших глазах были нежность и страсть. Он тут же просыпался и тоже стонал, но вовсе не от страсти; в такие минуты ему казалось, что сердце его разрывается…
Но хуже всего было, когда она молчала, когда просто смотрела. Губы ее никогда не шевелились, но он все равно слышал ее тихий голос — обвиняющий его, перечисляющий все его грехи.
Правда, ему всегда удавалось просыпаться до того, как Шарлотта начинала плакать; каким-то образом он узнавал, что она вот-вот заплачет.
Так что снотворное не принесет ему пользы. Ему требовалось такое лекарство, которое заставило бы его постоянно бодрствовать.
Тут дворецкий, нарушив молчание, вновь заговорил:
— Ваша светлость, а может быть…
Филипп покачал головой:
— Ничего не нужно, Фэллон. И за мистером Барроу посылать не нужно.
Пожилой дворецкий со вздохом кивнул. Затем указал на окна:
— Ваша светлость, а может, все-таки раздвинуть шторы? Вы слишком бледны…
— Фэллон, все! Разговор закончен! Можешь идти.
Дворецкий замер на несколько мгновений. Потом поклонился и пробормотал:
— Слушаюсь, ваша светлость. — Он вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.