Но спустя некоторое время, несмотря на такие восторженные дифирамбы, звучавшие из Анечкиных уст, Вадим Яковлевич вдруг стал замечать, что она старается его избегать при всей абсурдности этого действа. Что-то изменилось, пропал азарт и пылкость… На его замечания реагировала рассеянностью, играть стала хуже… Все время где-то витала. Неужто муж вернулся?
Это раздражало воинственно настроенного Вадима. Сначала после той беседы между ними он чуть поостыл – женщина часто портит отношение к себе хвастовством собственного ума. Такие «отличницы» его не особо привлекали. Как правило, они тяжело шли на контакт или вовсе игнорировали его любезность. Или же спустя какое-то время после легкого флирта его настигало разочарование, поскольку женский ум часто становился благоприятной средой для развития феминизма.
Ковалев старался держаться от таких дам подальше, побаивался их прямолинейности, нередко унижающей мужчину витиеватыми и далекими от истины намеками. Естественно, при таких условиях его шансы поразвлечься приравнивались к нулю. А с другой стороны, не сильно уж хотелось развлечений с такого рода заумными девицами.
Сейчас же господин Ковалев чувствовал себя беспомощным из-за растерянности перед этим странным образом верного-неверного ангела-неангела. Что за девчонка? Может быть, это какая-то игра? Пока он думает, как заполучить её, Аня разрабатывает свою стратегию? Да, что-то, Вадим Яковлевич, ты в свои золотых тридцать пять потерял сноровку в соблазнении недоступных женщин… Или же стал выбирать сложные объекты, что свидетельствует, скорее, о некоем росте в данной сфере пикапа.
Итак, что происходило с Анной? Вроде все определенно ясно – в глазах девчонки торжествовали нежность и покладистость, если бы не… искорки, часто вспыхивающие в ее глазках задорным блеском. И в них ему ясно виделась чувственность, которую она прятала глубоко в себе. И этот момент часто встречался во время репетиции, когда Анечка должна была изображать героиню, противоположную собственной натуре.
– Аня, в чем проблема? – внезапный вопрос режиссера заставил ее поднять на него виноватый взгляд. – Ты перестала «видеть» Милену?
– Сказать честно, я все меньше ее понимаю, – призналась актриса, и под давлением яростного взгляда драматурга спрятала раскрасневшееся лицо за листами сценария.
– Ты должна не просто понимать Милену, а стать ею! – всеми силами старался не кричать, но подобная актерская бесхарактерность сильно его гневила – отсутствие желания малоопытного артиста пропускать персонажа через себя способно развиться в бездарность.
– Это нелегко… – вздохнула Аня с сожалением на лице, отбросив сценарий на стол. – Она ищет любви, но при этом прячется в объятиях нелюбимых мужчин.
– Потому что в ней доминирует страсть… – он наблюдал, как Анна одним пальчиком строит из листиков пирамиду, что свидетельствовало о несерьезности ее подхода. – Наблюдайте, госпожа Камушкина, за трансформацией личности Милены Марковой. К примеру, вначале пьесы она до такой степени любит мужчин, что какое-то время не в состоянии определиться с типажом, который смогла бы полюбить. То есть «своего» возлюбленного она даже не может представить, в отличие от большинства женщин…
– Значит, она не имеет представления о любви, – спокойно отрезала Аня и снова уткнулась в сценарий.
Вырвав из ее рук распечатки, Ковалев уставился ей в глаза.
– Исток любви часто идет из страсти, – произнес он, поглощая взглядом каждую морщинку на ее лице.
– Мне не известна такая любовь, – монотонно отвечала Аня с внешним равнодушием к вышесказанному.
Глаза Вадима начинали источать нарастающий гнев.
– Простите, Анна, вы фригидны? – выпалил он и только через мгновенье понял, что произнес это вслух.
– Да! – не меняясь в лице, ответила она.
«Неужто правда?» – кричали его глаза, но ее взгляд оставался безмолвен.
– Я даю тебе сутки, чтобы отрепетировать эту сцену до идеального исполнения Милены Марковой, поняла? – Аня уже давно заметила, что в моменты особого гнева Ковалев берет на себя смелость фамильярничать. – В противном случае поставлю на эту роль твою дублёршу, а ты пойдешь на ее место.
Реакция?.. Где-то глубоко в ее взгляде отразилась нотка печали, и всего-то. То ли она – реально талант, то ли – хладнокровная бездарь. И именно эта неопределенность приводила его в негодование.