– Да. Не понимаешь, с какой целью?
– Просвети.
– Он использует меня, а я использую его… в профессиональных задачах. Режиссер помогает актеру раскрыться на сцене. Доброжелательность Яковлевича как никогда играет мне на руку. Сейчас точно скажу ему «нет», и он обозлится, начнутся контры. Зачем оно мне надо? Или коллективу? А так – слегка поулыбаться и быть любезной. Почему нет? Нормальный рабочий процесс.
– Ань, не ввязывайся в его игру. Можешь проиграть.
– Да я не играю, Сереж! Но и не собираюсь зацикливаться на его пороках.
– Но ты поддерживаешь его флирт. Это нечестно по отношению к мужу.
– С мужем я сама разберусь.
– Мне сейчас кажется, или рассказы о твоей верности – миф?
– Не тебе об этом судить, уж прости.
– А кому?
– Например, Богу… Не пытайся делать выводы о том, о чем не имеешь представления или о том, что тебя не касается. Это нечестно. Я не играю, я не флиртую, не намекаю и не изменяю. Я работаю и общаюсь. И дам понять этому человеку, если в свои почти сорок он этого не понял, что мужчина и женщина могут вербально контактировать, без интимной близости.
– Ой-ой-ой, ты не говори так! – с наигранным ужасом Сергей оглянулся по сторонам, прикрыв пальцем рот. – Ему не «почти сорок», а тридцать пять! – фраза звучала в сопровождении вытаращенных глаз, драматично изображавших шок. – За такую оплошность он добавит тебя в «чёрный» список.
Она смущенно рассмеялась, пряча лицо в ладонях.
– Как страшно-то!
– А теперь серьезно… – хотел было продолжить дискуссию Сивков, но Камушкина деловито его перебила.
– Давай закроем тему. Я абсолютно серьёзно заявляю: я – актриса, он – режиссёр. Я не могу игнорировать начальство или не общаться с ним.
– Это понятно. Тогда общайся с ним без игривого блеска в глазах. Сможешь?
– Какого блеска?
– Которого еще несколько дней назад у тебя не было, моя дорогая.
– А в общении с тобой у меня глаза тускнеют? – она открыто язвила, всем своим видом пытаясь доказать ошибочность прозвучавших упреков.
– Не знаю… может быть…
– Будь спокоен… хотя до сих пор не могу понять, почему тебя это так цепляет. Я со всеми общаюсь, как с Яковлевичем. Просто до этого меня сковывал страх его любвеобильности. Старалась держать дистанцию. Вчера я поняла, что его «чары» слабее меня. Поэтому мне быть соблазненной не угрожает. Не переживай.
– Вы так смотрите на меня, Анечка. Даже не знаю, как реагировать. Взгляд полный чувственности… есть такое?
В ответ на его откровенное замечание она изумленно открыла ротик, но вместо ожидаемой искренности из нее полился тихий смех.
– О, простите, Вадим Яковлевич, есть такой грешок.
– Правда? – с надеждой оживился он. – И чем он объясним?
– Объяснить это нелегко на самом деле.
– А вы постарайтесь, милая. Постарайтесь.
Всунув руки в карманы и заинтересованно сощурившись, Ковалев уже предался предвкушению услышать о собственном триумфе, когда прозвучало нечто иное, совершенно неожиданное.
– Дело в том, что я видела вас на сцене до нашей встречи, – ее глаза продолжали торжествовать подлинным восторгом. – И видела фильмы с вашим участием. Сказать честно, меня восхищает ваш актерский талант. И профессионализм как театрального режиссера…
– Как вы можете характеризовать последний пункт, если вам не с кем сравнивать мой режиссерский опыт? – разочарованный ответом, Ковалев бесцеремонно перебил актрису.
– Да, в этом вы правы. Но в мастерстве актера вы для меня являетесь примером идущего вперед и покоряющего вершины, – ее глаза заметно сверкнули восхищением. – Именно вы вдохновляете меня здесь, во время репетиций. И это не может не приводить в восторг.
– И всё? – с разочарованием хмыкнул Ковалев.
– И всё, – наивно хлопая ресницами, проговорила она.
– То есть, другими словами, вы фанатеете от меня?
Она расхохоталась.
– Как школьница? Нет! Я смотрю на вас, как на образец своего творческого пути. Вы для меня – вдохновитель на успех.
Вот в таком духе они общались почти месяц. Режиссера выводили из себя эти «качели» – он и Анна то приближались друг к другу, то отдалялись. Порой он видел в ее взгляде желание… Но именно в тот момент, когда Вадим обнаруживал его и готовился к активным действиям, темпераментная пылкость в ее глазах вмиг менялась на лед, в котором, помимо официоза и равнодушия, невозможно было рассмотреть ничего.
Тут Вадим начал понимать, что страсть, о которой он мечтал, в Анином представлении имеет художественный характер. Это не влюбленность и даже не увлечение. Он для нее – воодушевление, муза, источник страсти к сцене, и эта женщина не видит в нем мужчину. Ее слепит только одно желание – достичь творческих высот. Именно по этой причине она так быстро меняется. И это уже что-то!