И я очень надеюсь, что мне понравится обжигаться.
Машина съезжает с шоссе и поворачивает направо, двигаясь по извилистой двухполосной дороге, которая, казалось бы, никуда не ведет. Я должна быть терпеливой. Я же не могу ни о чем спросить водителя, не говоря уже о том, чтобы попросить у него информацию.
Ровно в десять седан плавно останавливается. Двигатель замолкает. Водитель выходит и закрывает дверь. Я слышу, как снаружи скрипят ботинки по гравию. Затем моя дверь открывается, и водитель протягивает широкую руку.
Кивнув, беру ее. Он помогает мне подняться, затем жестом указывает в сторону дома.
Но на самом деле это не дом. Это массивное белое французское загородное поместье в глуши с захватывающим дух фонтаном, идеально подстриженными вечнозелеными растениями и богато украшенными входными дверями из кованого железа.
Я поворачиваюсь к водителю.
– Что это за место?
– Я не говорю по-английски, – говорит он, пожимая широкими плечами.
По-моему, он говорит по-русски. Не то чтобы я знала язык, но могу только представить, что он говорит мне, что не говорит по-английски. Предоставь Джетту думать обо всем. Даже если бы мне удалось разговорить этого парня, мы бы сразу столкнулись с языковым барьером.
Его уловка, вероятно, должна была напугать меня больше, но он всегда уделяла внимание деталям, так что я почти не удивлена.
Просто слегка напугана.
– Понимаю.
Я кладу руку ему на предплечье.
Он кивает и отстраняется, бросая нервный взгляд на дом.
Подозревает ли он, что Джетт наблюдает?
Возможно, да.
Я больше не беспокою водителя. Это касается только Джетта и меня.
Мое путешествие к входной двери, кажется, длится тысячу шагов. Не потому, что это долго, а потому, что я делаю это медленно. Я хочу заставить его ждать. И страдать.
Как я.
Наконец, я толкаю парадную дверь, открывая ее. Белый мраморный пол поблескивает в свете элегантной люстры, свисающей с цилиндрического потолка. На изысканном столике в холле справа стоит бокал красного вина, явно для меня. Я беру его и делаю еще несколько шагов. Я нахожу белую плетеную корзину с открытой крышкой. Рядом с ней стоит пустая акриловая коробка для хранения обуви.
Он хочет, чтобы я разделась для него. Преклонила перед ним колени. Сосала его член. Раздвинула ноги. Сдалась.
Я делаю глоток вина. Он может подождать.
Его пристальный взгляд скользит по мне. Я чувствую это. Где-то, каким-то образом он наблюдает. И он нетерпелив.
Игнорируя контейнеры для одежды, я брожу по дому. Сейчас он лишен человечности, но в нем есть жизнь. Я чувствую здесь отголоски счастья. Я почти слышу смех. Когда-то кто-то жил под этой крышей. Но не нынешний жилец. Не в этот момент. Задумчивость Джетта пронизывает тишину.
Он хочет, чтобы я была голой – сейчас.
Должно быть, со мной что-то не так. Мне не терпится уступить ему.
– Привет, Джетт, – зову я, мой голос эхом разносится по плитке.
Нет ответа.
Но меня не проведешь. Он здесь. Он просто не заговорит со мной, пока я не разденусь для него догола. Я знаю это инстинктивно.
Я продолжаю осматривать нижний этаж, петляя мимо лестницы слева, затем в красивую белую кухню с плиткой ручной росписи, грубо обтесанным островом и темными деревенскими балками над головой. Пройдя через арку, я оказываюсь в уютной семейной комнате с массивным каменным очагом и простой мебелью, украшенной яркими акцентами и скромной люстрой. Я опускаюсь на скамеечку для ног и смотрю через стеклянную стену на задний двор за ней.
Бассейн мерцает. Пение цикад убаюкивает меня. Мерцающие летние звезды манят меня на улицу.
Даже не зная, куда иду и зачем, я выхожу, оставляя дверь открытой, как подсказку для Джетта. Не то чтобы ему это было нужно; я все еще чувствую на себе его взгляд. Но я хочу этого последнего мгновения свободы.
Я знаю, что он быстро схватит его и заманит меня в ловушку на следующие семь дней. Это данность. Тянуть время глупо и безрассудно, но я не могу остановиться. Если это все восстание, которое он мне позволит, пока мы вместе, я приму его. Я хочу, чтобы он понял, что я не без своих фишек.
У бассейна поднимается ветерок и треплет мои волосы. Я отставляю вино в сторону и снимаю резинку с запястья, используя ее, чтобы намотать длинные волосы на макушку. Затем подхожу к краю кристально-голубой воды и начинаю сбрасывать одежду – обувь, платье, бюстгальтер, нижнее белье. В мгновение ока все исчезло, и я осталась голая.
Я все еще не знаю, где Джетт, но его взгляд стал более пристальным. Спасения нет.
Я делаю глубокий вдох и вхожу в теплую воду. Она окутывает меня, как успокаивающее одеяло. Закрыв глаза, я вздыхаю.
– Ты не способна следовать инструкциям?
Я вздрагиваю при звуке голоса Джетта. Внезапно он оказывается на краю бассейна, всего в нескольких футах от меня. Как ему удалось так быстро подкрасться?
Не обращай на это внимания. Даст ли он мне что-нибудь, чтобы носить в течение следующих семи дней?
Повернувшись, я наклоняю голову к нему, чтобы увидеть, что он все еще одет в тот же дизайнерский костюм.
– Вовсе нет.
– Значит, ты просто решила не делать этого.
Моя улыбка – не что иное, как насмешка.
– Что-то вроде того.
– Ты понимаешь, что я заставлю тебя пожалеть об этом?
Волнение переворачивается у меня в животе.
– Уверена, что ты попытаешься.
Джетт не просто улыбается моему язвительному ответу; он на самом деле смеется, как будто это шутка.
– Вылезай из воды.
– Или?
– Я заставлю тебя страдать.
Трепет пронзает меня. Опускается низко. Я чувствую, как моя плоть набухает, матка сжимается.
На самом деле он не причинит мне вреда. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать это. До меня доходили слухи о том, кто и что он в постели.
– Я уже страдаю. Я бросаю работу, жизнь и жениха на неделю. И я застряла с тобой.
Он потирает ладони, как будто они горят.
– Я собираюсь сосчитать до пяти. Если мне придется идти за тобой, я расторгну наше соглашение. Ты можешь идти домой. Я возьму свои сорок миллионов и исчезну. Тебе решать.
Черт возьми. Я толкнула его. Не слишком много думаю, но он явно хочет демонстрации послушания. Он хочет доказательств, что я все еще выбираю быть здесь. И он хочет знать, что эта неделя не будет постоянным перетягиванием каната. Я не могу этого обещать. Но я также не могу рисковать, разоблачая его блеф.
Вздохнув, я возвращаюсь к ступенькам и медленно поднимаюсь. Мои плечи выныривают на поверхность бассейна, затем грудь, бедра, голени. Вода льется и капает, когда я встречаюсь с ним взглядом и иду к нему, покачиваясь шаг за шагом.
Собственнический голод пылает в его темных глазах. Он хочет меня. Просто трахать... или для чего-то большего? Я не могу сказать, но очевидно, что он жаждет каждого дюйма кожи, который видит. Он даже не пытается это скрыть.
Менее чем в двух футах от него я склоняю голову. В основном потому, что я не выношу триумфа на его лице... но я также слышала, какие ожидания он возлагает на своих любовниц. Я так много раз задавалась вопросом, правдивы ли эти слухи.
– В моей команде было три части, – указывает он.
Ты разденешься. Встанешь на колени. Потом будешь ждать меня.
Я дрожу.
– Я помню.
– Ты замерзла?
– Нет.
Я почти чувствую его улыбку.
– Ты наконец-то обнажена. Теперь, пожалуйста, приступай ко второй части.
Моя голова восстает против этого, но что-то гораздо более низкое трепещет от волнения. Что это говорит обо мне?
– А если нет? – спрашиваю я.
– Я не буду продолжать бороться с тобой. И я отказываюсь проводить следующие семь дней, угрожая тебе, Уитни. Ты согласилась на мои условия и села в машину. Если ты не сможешь выполнить эти чрезвычайно простые команды, я развернусь и уйду. Я сомневаюсь, что наши пути снова пересекутся.
Он прав. Я не видела Джетта Дина, разве что в бульварных газетенках, с того лета все наши обещания сгорели в огненном пламени предательства.